— Развалилась ваша контора? — задала я наводящий вопрос.
Тетка разглядывала потолок, я тоже подняла голову и с готовностью на него воззрилась. Ничего интересного обнаружить не удалось.
— Говорю, контора ваша развалилась? — напомнила я о своем существовании, повышая голос.
— Контора процветает, — хмыкнула в ответ Серафима. — А я, судя по всему, скоро накроюсь.
— Что? — не поняла я.
— Повесили на твою тетушку восемьдесят семь миллионов. Отдать нужно в недельный срок. Со вторника включат “счетчик”.
Я вытаращила глаза и попыталась переварить информацию.
— Что значит “повесили”?
— То и значит. Подставили, прокатили, объегорили. Короче, у меня неприятности и головная боль.
— Ничего себе неприятности. Неприятность — это когда каблук сломаешь, а здесь восемьдесят семь миллионов… Это же… Ты ведь этих денег не брала? — строго спросила я.
— Само собой.
— Так чего ж на диване лежишь? Надо идти в милицию, в прокуратуру… не знаю, какие еще органы этим занимаются.
— Ты, деточка, часом не спятила? Какие органы тебе привиделись?
— Местные.
Серафима свистнула и даже пальцем у виска покрутила, так ее потрясла моя крайняя отсталость.
— Послушай, ты ведь не собираешься их отдавать? — ужаснулась я. — Где ты возьмешь такие деньги?
— Продам квартиру, машину, гараж…
— А также мебель, одежду и обувь, — подсказала я, тетка нахмурилась. — Не можешь ты серьезно говорить подобную чепуху. Постой, а этот, как его, Петр Сергеевич, твой директор. Ты утверждала, что он сказочной доброты мужик. Он что говорит?
— Во-первых, оказалось, что не только доброты, но и простоты. Во-вторых, он уже десять дней где-то отдыхает, и найти его возможным не представляется.
— Ты ходила к юристу, консультировалась?
Тетка опять выразительно покрутила пальцем у виска.
— Молчи лучше, не тревожь меня.
— Что-то я не понимаю, — стала я гневаться. — Странно ты себя ведешь. Ни за что ни про что с нее требуют огромные деньги, а она на диване лежит и потолок разглядывает.
— Я не просто разглядываю, я думаю.
— И что надумала? Тетушка тяжко вздохнула.
— Придется платить. Ох, все-то нам по грехам нашим!
— Какие грехи? Ты брала эти деньги или нет? Изъясняешься чрезвычайно туманно, это меня тревожит…
Я не успела до конца высказать свою мысль, как хлопнула входная дверь, и в комнату бесцеремонно ввалились две личности мужского пола и совершенно непотребного вида. То есть вид сам по себе был довольно обыденным, но подобных манер мне никогда раньше наблюдать не приходилось. Поэтому в первую минуту я растерялась, а потом и вовсе лишилась дара речи. Эти типы вломились в квартиру, не дав себе труда постучать или каким-то иным тривиальным способом оповестить о своем появлении пнули ногами дверь комнаты, насвистывая и на ходу засовывая руки в карманы давно не стиранных штанов. У одного из них недоставало половины передних зубов, у другого левое веко было как-то странно прикрыто. В общем, они производили впечатление немытых, ущербных и совершенно неуместных в Серафиминой квартире личностей.
Тетушка не проявила по поводу их появления ни ужаса, ни удивления.
— Привет, Серафима, — сказал беззубый.
— Привет, — ответила она равнодушно и продолжила разглядывать потолок.
— Ну и как там наши денежки? — ухмыльнулся беззубый, вслед за ним ухмыльнулся и его приятель.
— Как в банке, — серьезно ответила Серафима. — Надежно, выгодно, удобно.
— Может, тебе какой намек дать? — не унимался парень. — Может, ты шевелиться начнешь…
— Я шевелюсь. Продаю квартиру. Юрик в курсе, я ему звонила.
— А это кто? — подал голос второй тип, кивнув в мою сторону.
С момента появления они поглядывали на меня с интересом, а теперь пялились откровенно и нагло.
— Племянница. Слюни-то подбери, придурок, не для тебя припасли.
— Чей-то я не понял, чей-то ты пасть пазеваешь? — пропел парень, стремительно выбрасывая вперед руку.
Удар пришелся Серафиме по лицу. Я обомлела, вытаращила глаза, а потом попыталась подняться. Тетка больно пнула меня в бок каблуком, сурово нахмурившись, вытерла кровь с разбитой губы и спокойно сказала:
— Витенька, дерганый ты мой, повторяю специально для слабослышащих: не для тебя припасено. Понял?
— Ага, — ответил беззубый, продолжая меня разглядывать.
На всякий случай я уставилась в потолок. Потосковав немного в молчании, парни, не сговариваясь, направились к двери.
— Ну, бывай, — кивнул беззубый. — Увидимся. Племянница, говоришь?
Как только хлопнула входная дверь, я, выскочив в прихожую, заперла ее на и оба замка.
— Дверь лучше держать открытой, — философски заметила Серафима. — Вышибут. Хлопотно, и соседям беспокойство.
— Это что же такое? — ахнула я, как только смогла отдышаться. — Это уму непостижимо…
— Кончай тарахтеть, — усмехнулась тетушка, поднимаясь с дивана. — Пойдем, хоть чаю выпьем.
— Какой, к черту, чай! Этот негодяй тебя ударил. Немедленно, слышишь, немедленно звони в милицию! Нет, лучше я позвоню…
— Ты, племяшка, у меня вовсе дурочка, — загрустила тетка. — Не пойму только в кого.
— Ты что же, хочешь, чтобы этим подонкам их гнусная выходка с рук сошла?
— Брось. Витька — не самое плохое, что есть в подлунном мире. А по фейсу я схлопотала по твоей милости. Мужики при виде небесных черт впали в буйство. Надеялись, что ты на месте не усидишь и глупость сделаешь: звук какой издашь или того хуже, на выручку кинешься. Вот тут бы они потешились… Слава Богу, хватило ума сообразить, чего хочет от тебя твоя старая мудрая тетка.
— Ты хочешь сказать… — начала я.
— Я хочу сказать: с первым автобусом — домой. Италия отменяется, и здесь тебе не место.
— Господи, да что же это?
— Ты сейчас на курицу похожа, — с усмешкой заметила Серафима.
— Это чудовищно, — твердо сказала я. — Как в кино: Германия, тридцать девятый год, два эсэсовца на отдыхе, и я — несчастная еврейка.
Серафима хохотнула, ставя на плиту чайник:
— Конечно, не Германия, не СС, и ты не еврейка, а православная христианка беспримесно русская на обозримые поколения… Но суть ты ухватила.
— Я звоню в милицию. Тетка махнула рукой:
— Много пользы!
— От милиции много пользы?
— В моем случае — никакой, — очень серьезно сказала Серафима и даже вздохнула. Тут я испугалась по-настоящему.
— Серафима, ты должна немедленно уехать. Конечно, я не планировала до конца дней жить с тобой под одной крышей, но у меня вполне приличная квартира, и мы в ней как-нибудь разместимся. График работы у нас не совпадает, так что мы даже не сумеем как следует надоедать друг другу…
— Возможно, так оно и будет, — загрустила Серафима еще больше.
— А кто эти типы? — спросила я, разливая чай.
— Так, мелочь…
— Ничего себе, мелочь.
— Пугают. Что б я прочувствовала.
— А кто их послал? Директор в отпуске прохлаждается, так кому какое дело до пропавших денег?
— Юрке Каткову дело. Директор ведь так, для виду. Хозяин Каток, это его ребята были.
— Боже мой, куда ты изловчилась вляпаться? И на что тебе сдалось это казино? Шла бы в детский сад или вон в зоопарк.
— Так ведь денег хотелось. Люди гибнут за металл. Ты наверное, голодная, сейчас пельменей отварю…
— Какие пельмени? У меня кусок в горле застрянет.
— Очень ты у меня впечатлительная. Творческая натура, тонкая душа…
— Прекрати, ничего забавного я в этой ситуации не вижу.
— Я тоже, — охотно согласилась Серафима.
— Постой-ка, — всполошилась я. — У тебя же был знакомый, Володя, он как будто трудился в каком-то отделе… не помню, как правильно, но точно помню, что по борьбе с бандитизмом.
— Не был, а есть. Ну и что?
— Как что? Звони ему, он должен помочь.
— Чем, интересно? Денег в долг дать? Так у него их сроду не было. Он же юродивый, сиречь честный. Оттого и оклад мизерный, приработков не наблюдается, жена зануда и две девки-акселератки на папу дуются, тряпки новые хотят. От Вовки толку, как от козла молока. Он жутко скучный и обременительный для природы тип.
— Он представитель правопорядка, — назидательно заметила я, — и он должен знать, как поступить в подобном случае.
— Собирать бабки и отдавать, пока “счетчик” не включен. Это я тебе и без Вовки скажу.
— Мне нужен номер его телефона, — очень грозно сказала я. — И без глупостей. Если нет способа доказать свою правоту и противостоять бандитам, пусть он мне сам об этом скажет.
— Охота тебе над человеком измываться? — сокрушенно покачала головой Серафима, но, взглянув на меня, телефон дала.
Застать Владимира Петровича в кабинете оказалось делом нелегким, но с четвертой попытки это удалось. Я услышала очень приятный, с усталой интонацией мужской голос, что меня в данных обстоятельствах не порадовало.
— Здравствуйте, Владимир Петрович, — бодро начала я. — Вас беспокоит племянница Серафимы Павловны.