Когда он сидел, погруженный в забытье, казалось, непреодолимое волнение, сдобренное изрядной порцией апатии, отнимает у него последние силы.
Большую часть августа они провели за городом в Литтл Прайерз. Ужасный дом! Ирис вздрогнула. Она ненавидела его. Внешне симпатичный, добротный дом, тщательно отделанный и меблированный. (Руфь Лессинг знала свое дело!) И странная, пугающая пустота. Они не жили там. Они его занимали. Как солдаты в войну занимают наблюдательный пост.
Ужаснее всего была давящая обыденность летнего существования. Уик-энды, теннис, дружеские обеды с Фар-радеями. Сандра была очаровательна – как и подобает любезной соседке, встретившейся на даче со старыми друзьями. Она познакомила Джорджа и Ирис с местными достопримечательностями, разговаривала с ними о лошадях и относилась к возрасту Люциллы с достаточным почтением.
И никому было неведомо, что скрывается за этим бледным, улыбающимся, словно маска, лицом. Женщина-сфинкс.
Что касается Стефана, то они мало видели его. Он был очень занят, дела не оставляли ему времени. Ирис казалось, что они могли бы встречаться и почаще, но он сознательно этого избегает.
Так прошли август и сентябрь, и в октябре было решено возвращаться в Лондон.
Ирис облегченно вздохнула. Может быть, после возвращения Джордж придет в себя?
И вот вдруг прошлой ночью ее разбудил осторожный стук в дверь. Ирис включила свет, посмотрел время – всего лишь час.
Она натянула халат и подошла к двери. Подумала, так будет приличнее, чем просто крикнуть «Войдите».
За дверью стоял Джордж. Он еще не ложился, на нем был вечерний костюм. Дышал он прерывисто, лицо было странного голубого оттенка.
Он сказал:
– Ирис, спустись в кабинет. Мне надо с тобой поговорить. Мне надо с кем-нибудь поговорить.
Полусонная, теряясь в догадках, она безропотно повиновалась ему.
В кабинете он прикрыл дверь и указал ей на кресло, стоящее подле стола, сам расположился напротив. Он пододвинул ей коробку с сигаретами, вынул одну, закурил, это далось ему не сразу, руки дрожали.
Она спросила:
– Что случилось, Джордж?
Страх охватил ее. Он был бледен, словно мертвец, и говорил, задыхаясь, как человек, пробежавший большое расстояние.
– Я больше не могу. Я этого не вынесу. Ты должна мне сказать… Правда ли это… возможно ли…
– О чем ты, Джордж?
– Ты не могла не заметить. Ведь она должна была что-нибудь сказать. Была какая-то причина…
Ирис удивленно смотрела на него. Он потер лоб.
– Ты не понимаешь, о чем я говорю. Я вижу. Не пугайся, крошка. Ты должна мне помочь. Припомни что сможешь. Постой, постой, никак не соберусь с мыслями, но ты сейчас все поймешь… Посмотри-ка эти письма.
Он отпер один из ящиков письменного стола и достал оттуда два листка бумаги.
– Прочти, – сказал Джордж, подавая листки.
Ирис внимательно посмотрела на оказавшуюся в ее руке бумагу. Там черным по белому значилось: «Ты думаешь, что твоя жена совершила самоубийство. Нет. Ее убили». Вторая записка: «Твоя жена, Розмари, не покончила с собой. Ее убили».
Ошеломленная, Ирис не могла отвести взгляда от писем.
Джордж продолжал:
– Я получил их три месяца назад. Сначала решил, что шутка – жестокая, подлая шутка. Потом подумал: с чего бы Розмари стала себя убивать?
Ирис повторила заученным голосом:
– Нервное истощение в результате инфлюэнцы.
– Да, но ты подумай, это же сущий вздор, не так ли? Сколько людей болеет инфлюэнцей, а потом испытывают нервное истощение – и что?
Ирис с усилием произнесла:
– Может быть, она была несчастна?
– Да, допустим, – спокойно ответил Джордж. – Но что ни говори, не понимаю, как это Розмари покончила с собой только из-за того, что она была несчастна. Она могла этим пугать, но не думаю, чтобы она действительно осуществила свою угрозу.