Раз в три дня делает мне укол, 50 мг витаминов. В полдень в столовой — второй завтрак, обычно это чашка вермишели и что-нибудь из фруктов. С часу до двух сплю в спальне. Три раза в неделю — в понедельник, среду и пятницу — с двух до четырёх приходит господин Судзуки делать иглоукалывание. С пяти часов лежу тридцать минут на доске. В шесть часов гуляю в саду; утром и вечером в сопровождении Сасаки, иногда — Сацуко. В половине седьмого ужин: чашка рису с приправами, которых мне разрешено много, поэтому каждый день мне дают что-то другое. Вкусы у стариков и молодёжи разные, и в семье готовят разные блюда. Едят все кто когда хочет. После ужина слушаю радио. Чтобы не утомлять глаза, вечером ничего не читаю и даже почти не смотрю телевизор.
Я не забываю того, что мне сказала Сацуко днём позавчера, в воскресенье, 24 числа: я проснулся часа в два дня и ещё лежал в постели, как вдруг дверь в ванную открылась и показалась голова Сацуко.
— Когда я принимаю душ, я никогда эту дверь не закрываю. Всегда можете её открыть.
Случайно слетели с её губ эти слова или намеренно сказала она — не знаю, но они меня чрезвычайно заинтересовали. Весь день, когда жарили мясо, и вчера, когда я оставался в постели, сказанное не выходило у меня из головы. Сегодня днём, проснувшись часа в два, я на некоторое время пошёл в кабинет, но в три часа вернулся в спальню. Я знал, что, если Сацуко никуда не уходит, она часа в три принимает душ. Я попробовал тихонько толкнуть дверь в ванную. В самом деле, дверь не была заперта. Слышался шум льющейся воды.
— Что тебе угодно?
Я лишь легко коснулся двери, и даже нельзя было сказать, что она дрогнула, но Сацуко, по-видимому, сразу же заметила. Я растерялся, но в следующий миг смело произнёс:
— Ты сказала, что никогда не запираешь дверь, вот я и решил проверить.
При этом я сунул голову в ванную. За белыми занавесками с широкими зелёными полосами она принимала душ.
— Убедился, что не лгу?
— Убедился.
— Что же ты стоишь там, входи.
— Можно войти?
— Ты же хотел войти.
— Мне особенно ничего не нужно…
— Ладно-ладно, но если ты начнёшь волноваться, ты поскользнёшься и упадёшь.
Доски были подняты, и весь кафельный пол был залит водой. Я осторожно вошёл и запер за собой дверь. В просвете между занавесками мелькали её плечи, колени, ступни ног.
— Тебе ничего не нужно, тогда мне будет нужно…
Шум душа прекратился. Повернувшись ко мне спиной, она выпрямилась, и над занавесками показалась верхняя часть её тела.
— Пожалуйста, возьми полотенце и вытри мне спину. У меня вся голова мокрая.
Она сняла виниловую шапочку, и несколько капель попали на меня.
— Не бойся, вытирай посильнее. Ах, я забыла, что у папаши левая рука болит. Тогда правой рукой, посильнее.
В тот же миг, не выпуская из рук полотенца, я обхватил её, прильнул губами к пышной округлости её правого плеча, прикоснулся языком к её коже — и получил оплеуху по левой щеке.
— Что за нахальные ухватки!
— Мне показалось, что ты позволила…
— Ничего подобного! Вот расскажу обо всём Дзёкити!
— Извини, извини…
— Уходи, пожалуйста! — но тут же прибавила: — Не нервничай, не нервничай, медленнее, а то поскользнёшься.
Добравшись до выхода, я почувствовал, как она тихонько подтолкнула меня в спину кончиками своих нежных пальчиков. В спальне я сел на кровать и отдышался. Вскоре она вошла ко мне. На ней был тот же крепдешиновый халат. Я посмотрел на китайские туфельки, вышитые пионами.
— Извини меня. Я так грубо обошлась с тобой.
— Нет, ничего…
— Больно?
— Нет, не больно, но я немного испугался.