Не хотел, значит, сделать это в нашем доме. По-моему, это благородно с его стороны.
— Бедный парень, — вздохнул мистер Экклс. — Никогда нельзя никого осуждать.
После короткой паузы мистер Экклс спросил:
— Оставил он какую-нибудь записку? Последнее «прости» или что-нибудь в этом роде?
Его блестящие, свиноподобные глазки внимательно следили за Банч. Миссис Экклс тоже наклонилась вперед, с видимым нетерпением ожидая ответа.
— Нет, — тихо произнесла Банч, — умирая, он пришел в церковь, в святое убежище, как он сказал.
Миссис Экклс изумленно переспросила:
— В святое убежище? Я не совсем понимаю…
Мистер Экклс нетерпеливо перебил ее:
— В святилище, моя дорогая, в святилище. Вот что имеет в виду жена его преподобия. Ведь самоубийство считается грехом. Он, должно быть, хотел попросить прощение за свою вину.
— Перед самой смертью, — добавила Банч, — он попытался что-то сказать. Он только начал: «Прошу вас…», но больше ничего не успел вымолвить.
Миссис Экклс поднесла платок к глазам и шмыгнула носом.
— Боже мой! — простонала она, — как это тяжело.
— Ну, ну, возьми себя в руки, Пам, — сказал ее муж. — Не расстраивайся так. Ничего не поделаешь. Бедный Билли. Во всяком случае, теперь он успокоился. Мы вам очень благодарны, миссис Хармон. Надеюсь, мы вас не оторвали от дела. Мы ведь понимаем, что у жены священника много обязанностей.
Они пожали ей руку на прощание. Потом Экклс неожиданно обернулся и спросил:
— Ах, вот еще что: его пальто, вероятно, осталось у вас?
Банч нахмурилась:
— Его пальто?
Миссис Экклс объяснила:
— Мы хотели бы забрать все его вещи, знаете ли. На память.
— У него в карманах были часы, бумажник и железнодорожный билет, — сказала Банч. — Я все отдала сержанту Хэйсу.
— Тогда все в порядке, — сказал мистер Экклс. — Я полагаю, он нам передаст эти вещи. Его документы, должно быть, в бумажнике.
— В бумажнике была только банкнота в один фунт, — сказала Банч. — Больше ничего.
— И писем не было? Ничего такого?
Банч покачала головой.
— Ну что ж, еще раз спасибо, миссис Хармон. А пальто, которое было на нем, оно тоже, вероятно, у сержанта?
Банч нахмурила брови, видимо, напрягая память.
— Нет, — сказала она. — Кажется… Дайте-ка припомнить. Я помогла доктору снять с него пальто, чтобы ему было удобнее осмотреть рану. — Она обвела комнату рассеянным взглядом. — Должно быть, я отнесла его наверх вместе с тазом и полотенцами.
— Если вы не возражаете, миссис Хармон… Мы хотели бы взять его пальто, последнюю вещь, которую он носил. Моя жена очень сентиментальна, для нее это важно.
— Ну конечно, — сказала Банч. — Если хотите, я сначала отошлю его в чистку. Оно.., оно в пятнах.
— О нет, нет, нет, это не имеет никакого значения!
Банч снова задумалась.
— Куда же я его положила?.. Извините, я на минуту.
Она поднялась наверх; прошла не одна, а несколько минут прежде, чем она вернулась, запыхавшись.
— Простите меня, пожалуйста, это, должно быть, моя приходящая служанка положила его с другими вещами, приготовленными для чистки, и мне пришлось долго искать. Вот оно. Я заверну его в бумагу.
Не обращая внимания на их возражения, она упаковала пальто. Супруги Экклс, рассыпаясь в благодарности, попрощались и, наконец, ушли.
Банч медленно вернулась назад и через холл прошла в кабинет мужа. Его преподобие Джулиан Хармон поднял на нее глаза, и лицо его выразило облегчение. Он сочинял очередную проповедь и опасался, что интерес к политическим отношениям между Иудеей и Персией в эпоху царствования Кира завел его слишком далеко.
— Да, дорогая? — сказал он с надеждой в голосе.