«Свет» и «Тьма», «Добро» и «Зло», «Хаос» и «Порядок» — это были понятия людей, другими категориями мыслить они не умели. В том мире ничего этого не было. Только равновесие и перевес одной из сил. А уж что это за силы, людям не понять. Но ученики требовали конкретных объяснений происходящего, вот наставники и выкручивались как могли, порой и сами не совсем понимая, о чем они говорили.
3Поезд шел северным путем, через Червен Бряг, Плевен и Тырговище. Мерно перестукивались колеса, вагон покачивало и кренило на поворотах. В окне мелькали огни домов, в которых обычные семьи сидели перед телевизорами и смотрели дежурные вечерние мелодрамы или комедии. Жизнь у них текла как обычно, вот только у Зорана снова все переменилось.
В поезде медальона он надевать не стал. Мало ли что может произойти во Сне. Истекать кровью на виду у проводников ему совсем не хотелось. Одну ночь Мир равновесия как-нибудь без него обойдется.
Соседями Спящего были подслеповатая старушка, которая ехала к сыну в гости, веселый рабочий с завода проката цветных металлов, решивший провести отпуск на море и молодой человек, о себе ничего не рассказывавший, он вел себя скромно и все больше помалкивал. Рабочий тараторил без умолку, запивая вином рассказы о буднях родного цеха переплавки цветмета, бабка что-то трещала о своих внуках, а молодой человек молчал и выглядел каким-то слишком уж нервным. Нервничать полагалось Зорану, но он улыбался, глядя в мелькающие огни за окном. Целая жизнь. Для него и таких как он — полвека — это всего лишь один миг.
Поезд остановился на небольшой станции. Фонарь вырывал клочья пространства из темноты и Зоран вдруг увидел, что в вагон поднимаются трое полицейских с собакой. Бояться ему было особо нечего — перед тем как покинуть квартиру, он оперативно изменил цвет волос, наложил на лицо биомаску, подправил «узоры» на подушках пальцев и даже подкорректировал радужную оболочку глаз. На подобные случаи у него всегда имелся комплект, который он называл «новой жизнью». Открываешь припрятанный кейс, достаешь все приборы и через десять минут начинаешь новую жизнь. Новый паспорт, новое имя. Пальцы так и остаются «чужими», а биомаску он со временем снимет и снова поменяет фотографию в паспорте — уж очень Зоран не любил эти органические маски, в них он себя чувствовал каким-то ущербным.
Несмотря на то, что он встречи с полицией не боялся, приготовился к худшему. Жаль, на саксе сыграть не дадут, но уж троих он и художественным свистом сможет уложить.
Однако обошлось. Полицейские искали наркотики. Собака облаяла молодого парня, сидевшего напротив Зорана и после короткой беседы пареньку предложили сойти с поезда. Причем, предложение было сделано в категорической форме. А отказать невозможно только женщинам и полицейским, о чем бы они ни просили. Больше Зоран молодого человека не видел. Работяга болтать перестал, припрятал вино и полез на верхнюю полку. Старушка, еще немного рассказав неизвестно кому о своих любимых внучатах, тоже улеглась спать. Зоран продолжал сидеть у окна и, глядя на мелькающие по ту сторону стекла огни, потягивать вино. В последнее время ему начинало казаться, что как здорово быть простым рабочим с завода цветных металлов. Отработал смену — ушел домой. Отработал год — поехал на море. Отработал сорок лет — ушел на пенсию. Прожил семьдесят лет — попал в Рай. Не жизнь, а малина!
Из головы все не выходили эти двое. Один, конечно, был русским. Вот только кем? Скорее всего, он был военным, выправка выдавала его. Но вещи, о которых он знал, наталкивали Зорана на мысль, что его недавний собеседник — из русской спецслужбы. Вот только из какой? Этих чертовых служб с приставкой «спец» развелось уж слишком много.
Далеко за полночь Зоран уснул. Ему ничего не снилось. Он уже давно не видел снов. А может быть, видел, но не запоминал. И только Сон, который на самом деле сном не являлся, он помнил всегда во всех деталях. И за всю жизнь так и не мог понять, где его жизнь была реальней — в яви или во сне.
Несколько раз Зоран просыпался и думал о Максе. Он был наверно самым молодым Спящим, ему и тысячи лет не стукнуло. Пятьсот с лишним лет назад он носил имя Михаил Триволис. Но помнят его как Максима Грека, православного богослова и переводчика богословских книг. Грек по происхождению, он волею судьбы попал в Россию. И за свой неспокойный нрав, за критику власти и духовенства был заточен в монастыре, где и провел целых двадцать два года. Борода его стала такой густой и широкой, что все считали его глубоким стариком. Но Спящие стареют намного медленнее обычных людей, и в свои восемьдесят с лишним лет он выглядел на сорок, но никто об этом и не догадывался. А потом Максиму Греку подошел срок умереть. Это произошло 21 января 1556 года в Сергиевом посаде. Нельзя жить дальше, люди бы заподозрили неладное, ему и так было уже восемьдесят шесть лет. Маким Грек умер — да здравствует Максим Светов, или как тогда была его фамилия? Макс сбрил бороду, превратившись в относительно молодого человека и даже некоторое время пожил в монастыре в качестве послушника, а потом ушел. К тому времени он уже давно был прозревшим Спящим и знал все, что положено знать для борьбы за Равновесие.
…И вот что-то произошло, и никто не знает, что именно. Макс пропал, но другие Спящие говорили, что видели его в стане врага. Макс перешел на сторону сильных, и для равновесия это был большой удар. Не было больше равновесия. И не может быть, пока Макс не вернется назад. Все считали, что Макс дезертировал не по своей воле, что его обратили. После того, как Заречный сказал, что Максим Светов умер, то эта версия более чем верна. Макс умер в этом мире, но во сне он остался жить. И он наверняка находится под психологическим влиянием, а то и под воздействием гипноза, или что там еще можно применить для подавления воли. И его обязательно надо найти и вернуть, иначе равновесие так и будет нарушено и нервы Земли расшатаются и, в конце концов, она погибнет. Макса надо вернуть.
* * *Беда пришла, когда ее никто не ждал. Римские легионеры железным клином прошли по Фракии, сожгли несколько селений. Местные жители пытались противостоять сильной и организованной армии римлян, но что могли сделать варвары против хорошо вооруженных и обученных солдат? Нет, фракийцы были прекрасными воинами, но им не хватало организованности.
Храм Спящих был разрушен, больше половины людей убиты, Спартак взят в плен и продан в школу гладиаторов Лентула Батиата. И чудом было то, что у него не отняли медальон, с помощью которого он переносился в Сон. И он очень хорошо помнил слова наставника. И каждую ночь, где бы он ни оказывался, Спартак призывал Сон, в котором был противовесом зарвавшимся добру и злу. И несмотря на жестокость варваров, живших на Земле, он продолжал оберегать их от всеобщей гибели.
Но он оставался в душе все тем же обычным человеком, который помнил все обиды, боль и кровь. И ни за что не хотел быть куклой в кровавом спектакле под названием «гладиаторские бои». И целых два года держал в страхе Римскую Империю. Целую империю. По ночам он был воином Равновесия, а днем — нарушителем этого самого равновесия. И не важно, хорошее дело делаешь ты или нет (любое дело для одних является хорошим, а для других плохим), важно то, что ты нарушаешь равновесие. Даже если и пытаешься противостоять сам себе.
Глупые римляне, сами того не ведая, разрушили свою империю в тот момент, когда сожгли Храм Спящих. Спартак долго не мог найти никого из своих товарищей и пытался удержать мир в равновесии в одиночку и это у него не получалось. Со временем он смог разыскать кое-кого из товарищей, но процесс разрушения уже был запущен. Он не любил устоев Римской империи за то, что она сделала с Фракией, но любая Империя — это порядок. А хаос — это всегда хаос, как его не назови. Прошло четыреста лет, Империя раскололась на Западную и Восточную. Еще сто лет борьбы за равновесие не увенчались успехом — Западная Империя пала. Не удалось удержать и Восточную, хоть она и просуществовала достаточно долго, еще целое тысячелетие. С тех пор не рождалось ни одной империи, которая продержалась бы столь же долго как Рим. Восстановить Равновесие не удавалось.
4В восемь утра поезд был уже в Варне. Зоран выбрался в город, и бросил взгляд на башню с часами — пятнадцать минут девятого. Еще минут пять осматривался, потом купил газету и стал искать жилье. С деньгами проблем не было, и отдельный домик невдалеке от моря он нашел довольно быстро. Не то, что небольшая квартирка на окраине Софии, в которой он жил последние несколько лет. Он вообще любил жить отдельно ото всех, но в любимой им Софии это было практически невозможно — слишком уж большой город, и очень уж мало в нем места. Небоскребы, в которых жили софиянцы, эти унылые серые параллелепипеды, подпирающие параболическими антеннами дождливое небо, не позволяли людям жить в одиночестве. Одиночество в подобных ульях было чисто условным.