— А зачем вам… туда?
— Здесь я простой офицер. Был… Сейчас в запасе. А там смог бы найти свою судьбу, понимаете? Я был бы счастлив.
— Что такое счастье? — спросил Зоран.
— Найти свою мечту, — ответил Заречный. — Я нашел.
«Романтик чертов!» — подумал Зоран.
— Счастье, это когда ты можешь спокойно жить, когда тебя никто не замечает, — сказал он вслух.
— Да, я понимаю, вы намекаете на таких как мы, — Заречный показал пальцем на себя и кивнул в сторону болгарина, продолжавшего сверлить взглядом Зорана. — Но мы просто были вынуждены начать поиски таких как вы, чтобы узнать ваш секрет. Секрет долголетия не разгадали, зато столкнулись со Сном. Я почти сразу понял, что это другой мир, а не просто сон. И, наверное, мы смогли бы раскрыть все тайны, но Светов того… помер. Поймите, Зоран, я должен туда попасть, должен.
— Но поймите и вы, господин Заречный, — ответил Зоран. — Я не понимаю, о чем вы говорите. Я не знаю никакого Светова. Мне в последнее время не снится снов. Я не читаю фантастики. Я музыкант. Я историк. Я просто старый человек.
— Боюсь, что тогда придется говорить с вами на другом языке. Я не хотел этого, — тон Заречного стал холодным как русская зима.
Зоран понял, что сейчас что-то должно произойти. Наверняка в него станут стрелять или просто махать перед носом пистолетом, а то и по кумполу рукояткой врежут. Или пинать сапогами по почкам. Или гладить утюгом, русские раньше это успешно практиковали. Все ясно. Пора уносить отсюда ноги. А жаль, он так привык к этому городу. И ему будет не хватать этих безбашенных фракийцев. Как там они поют? «Ние — траките! Траките ние!»
— Давайте поговорим на языке музыки! — Зоран потянулся к футляру, который поставил здесь же, рядом. — Вы любите блюз? Или предпочитаете джаз? Вы слушаете Би Би Кинга? А Джимми Дорси? Лично мне больше нравится джаз в исполнении Чарли Паркера и Джона Колтрейна.
— Я не слушаю музыки, — коротко сказал Заречный.
— Я вам сейчас сыграю.
— Поставете тръба на място![3] — сказал вдруг болгарин.
— Это саксофон.
— Знам как се играе на него! Поставете на място![4]
На столе появился пистолет, зрачок которого смотрел прямо на Зорана.
«Он знает и про саксофон?» — подумал Зоран.
Сейчас Зоран был больше Менестрелем, чем Фракийцем. Воином-музыкантом. Хотя, больше ему нравилось быть лекарем-музыкантом. Или рассказчиком-музыкантом. Или просто музыкантом.
Нет, на саксе поиграть ему не дадут, это уж точно! Зоран аккуратно прислонил футляр к стене. Это в кино музыкальные инструменты с пулевой вентиляцией смешно выглядят, на деле ничего веселого из этого не получится.
Болгарин все так же пристально смотрел ему в лицо. Что он там нашел? Лицо как лицо. Зоран посмотрел Болгарину в глаза, затем заглянул в зрачок пистолета.
— Ну что ты на меня так смотришь, как будто я тебе доллар должен? — спросил он.
Болгарин промолчал. Пистолет снова спрятался под столом. Заречный, видимо ничего не понял, он не понимал болгарского. Он решил пойти на крайние меры, но не знал всего, что могли знать о Зоране болгары. Оно и понятно, дружба между спецслужбами может быть только такой — никогда не выдавать всех тайн своим друзьям.
Саксофон отменяется, подумал Зоран. Ну, есть и другие способы, не такие эффективные, конечно, но все же действенные. И, судя по тому, как спокойно ведет себя болгарин с пистолетом на коленях, он об этом ничего не знает. Ну, что ж, стоит попробовать…
Зоран сложил губы трубочкой и засвистел древнюю мелодию, которую сочинил очень давно. Она не раз помогала ему в подобных ситуациях. Когда нужно вырубить на время противника — самое то. Конечно, флейта или любой другой инструмент усилит действие, но сейчас выбирать не приходится. Хотя бы на минуту отключить обоих, тогда у него будет время убраться отсюда, пока болгарин не проделал пару лишних дырок в его голове.
Этой мелодией в качестве оружия мог воспользоваться только Зоран. Тут мало просто просвистеть или проиграть набор нот — нужно пропустить музыку сквозь себя, отфильтровать все ненужное. Направить звуки куда следует, вложить в них свою силу — только в том случае они подействуют.
Для того чтобы уложить русского, понадобилось три секунды. При первых же звуках глаза его затуманились, и он завалился набок. Не отворачивая от Зорана головы, он поленом грохнулся на пол.
Болгарин не упал. Мелодия, которую свистел Зоран, нисколько на него не подействовала. В одно мгновение пистолет снова выскочил из-под стола.
— Млъкни![5] — выкрикнул он, и Зоран перестал свистеть.
— Ты глухой? — спросил Зоран, поняв, почему его свист не подействовал на болгарина.
— Ну да, — болгарин осклабился. — А ты хотел так легко отделаться? А я думал, ты только трубой умеешь людей глушить. Давай колись, как ты в сон попадаешь! Только говори медленно, я по губам читаю.
Он поднял руку с пистолетом и направил ствол в лоб Зорану.
— Это детектор лжи, — болгарин хохотнул. — Стреляет при первом намеке на вранье.
Заречный продолжал лежать на полу. Минут через двадцать он должен прийти в себя. Прямо как Штирлиц. Тянуть нельзя, нужно действовать.
Зоран резко подбросил край стола. Стаканы с остывшим чаем посыпались на болгарина. Рука эсбэшника дернулась и пятнадцатизарядный «арсенал» выплюнул пулю. В шкафу над головой Зорана брызнули стекла. Пистолет грохнул второй раз. На этот раз выстрел был прицельным, но Зоран успел присесть и выскочить в коридор. Болгарин, выматерившись, отбросил стол и, споткнувшись о Заречного, выбежал вслед за Зораном.
Зоран, добежав до двери, ударил рукой по выключателю и скользнул в гостиную. В темноте у него было преимущество перед болгарином — он мог ориентироваться на слух. Тот это понял и принялся стрелять наобум. Зоран упал на пол и перекатился к дивану. В метре взорвалась настольная лампа, обсыпав его стеклянной крошкой. Вспышки выстрелов на мгновение озаряли комнату, но навряд ли глухой успевал что-либо разглядеть.
Ждать, пока стрелок опустошит обойму — все пятнадцать патронов, — смысла не было, хоть одна из пуль обязательно достигнет цели. Зоран, пользуясь тем, что противник его не слышит, а в полной темноте еще и не видит, подполз поближе к дверям и, схватив попавшую под руку табуретку, вскочил на ноги. Ударить он успел, но очередная вспышка, ослепила его, пуля полоснула по предплечью и, кажется, порвала мышцы. Удар табуреткой пришелся прямо по голове — болгарин уронил пистолет и упал на пол.
Зоран включил свет и бегло осмотрел свою руку. Рана оказалась неопасная, пуля лишь чиркнула по мышцам. Крови, правда, многовато. Он закатал рукав и, найдя на столе ножницы, отрезал кусок от занавески. Быстро замотав руку, вернулся к болгарину. Тот лежал на спине, раскинув руки. «Арсенал» валялся рядом с ним. Зоран взял пистолет, проверил обойму — она была наполовину пуста, и положил оружие в карман куртки. Обшарив вещи, он нашел водительские права на имя Демира Танчева. Знать бы еще кто это такой…
Да, надо уходить. На кухне лежит в глубокой отключке русский, в гостиной болгарин. Оба имеют прямое отношение к спецслужбам. Так что нужно сваливать отсюда, и поскорее.
Через полчаса к центральному вокзалу подъехало такси. Из него вышел седовласый старик. В одной руке он держал небольшой кейс, во второй футляр с саксофоном. На этот раз старика звали Зоран Златков. Поезд должен был скоро отойти. Зоран ехал на восток, к морю. Некоторое время он думал прожить, зарабатывая игрой на саксофоне. На морском побережье в это время года много туристов, так что без денег не останешься. А потом снова устроится в какой-нибудь университет и станет преподавать историю, или литературу. Может быть, даже вернется в Софию. Но не сейчас, пусть сначала все уляжется.
Зоран вышел из такси и направился к железнодорожным путям, серебряными ниточками связывающим два мира — прошлое и будущее. В прошлом осталась вся его жизнь, будущее предстояло отстраивать заново.
* * *…Когда Спартак привык к храму и уже не пытался убегать, то даже проникся идеей. Хотя не очень-то и желал он быть героем только потому, что миру грозят войны и катастрофы.
Да, в истории человечества хватает разрушений, но если бы не Спящие, то Земля и вовсе развалилась бы на части.
— О, учитель, — спросил однажды Спартак наставника, — Зачем все это? Ну, убьют еще тысячи людей, а нам-то что? Всего лишь очередная война. Я не хочу геройствовать, я желаю жить в свое удовольствие. И, к тому же не хочу рисковать жизнью ради этих…
— И не мечтай! — ответил наставник. — Ты просто еще многого не понимаешь. Здесь дело не в количестве погибших от землетрясений и убитых в битвах. При нарушении равновесия нервы Земли расшатываются, и если мы не будем заниматься своим делом, то когда-нибудь планета просто сойдет с ума. Она погибнет, а с нею погибнут и все люди. Конечно, с точки зрения одного человека — это пустяк, ведь Земля погибнет не сейчас и свой век он уж как-нибудь доживет. Но думать нужно не только о собственном благополучии. И ты должен это помнить всегда. И там, где мы являемся противовесом, то сражаясь на стороне Света, то на стороне Тьмы, ты должен это помнить и понимать.