Нет, кажется, эта фраза совершенно из другой оперы.
Так восторженно мыслила Катя, мчась на всех парах и то и дело теряя на лету босоножки-шлепки, устремляясь к зданию почты на площади, — мимо домов, заборов, садов, кур, гусей, важно вышагивающих по дороге навстречу и абсолютно не расположенных уступать дорогу, мимо двух молоденьких мам с колясками и младенцами, мимо юного почтальона верхом на древнем немецком мопеде (год выпуска — никак не позднее середины шестидесятых).
Позже она кардинально изменила это свое скоропалительное и радужное мнение от знакомства с местными. Честно говоря, скоро от всей этой восторженной чепухи не осталось и следа.
Участковый Катюшин заседал в опорном пункте.
В обнимку с телефоном. Опорный пункт действительно располагался в торце почты — железная дверь, как в противоатомный бункер, а за ней две крохотные комнатушки. Одна — приемная, где на двух стульях сидели в расслабленных позах четверо бритых под братков подростков в спортивных костюмах. Вторая — кабинет, святая святых, где за письменным столом, смутно напоминающим школьную парту, между облезлым сейфом и шкафом, набитым бланками, расположился участковый Клим Катюшин, облаченный на этот раз, согласно уставу, в полную милицейскую форму. Как и положено в часы приема жалоб и заявлений от населения.
Когда Катя без стука влетела в опорный пункт, он хмуро беседовал с кем-то по телефону, то и дело что-то переспрашивая у пятого подростка, тоже бритого под ноль и тоже вяло и расслабленно раскинувшегося перед ним на стуле. Кате сначала померещилось, что это бритый мальчик, но оказалось, нет — бритая, колючая, как ежик, девочка лет пятнадцати в джинсовом комбинезоне, украшенном бахромой и булавками. На левом предплечье и голом фарфорово-розовом темени девочки синели татуировки.
— Значит, часто она в гараж ходила? — переспросил Клим снова, перед этим сердито буркнув что-то в трубку и брякнув ее на телефон. Тут он поднял глаза и узрел Катю.
— Нечасто, чаще все-таки в церковь, про которую вы раньше меня спрашивали. — Голосок у бритой девочки был тоненький и сипло-прокуренный одновременно. — Ей наш немец нравился, ну просто отпад.
Я ей говорила: и че ты, Светка, в нем видишь? Длинный шланг, тощий, как разденется на пляже — одни кости, а она…
— Ну ладно, Рита, спасибо, потом поговорим. Ты иди, ко мне пришли тут. Хм.., по делу. — Катюшин, не сводя глаз с Кати, медленно поднялся из-за стола.
Рита-ежик стрельнула в сторону Кати хитрыми глазками, сползла со стула и вильнула за дверь.
— Я всю ночь не спал, думал, волновался — как ты, как одна до гостиницы добралась. — Клим говорил и смотрел так, словно Катя была настоящим привидением.
— Как видишь, не рассыпалась, дошла. Я вот по какому вопросу. — Катя тут же хотела перейти к делу, но…
— Помнишь, что я тебе вчера сказал?
— Насчет чего? Насчет убитой?
— Нет, — он укоризненно вздохнул, — про любовь с первого взгляда. Так вот. Что скрывать? Это оно самое и есть. Здесь, — он приложил ладонь к кителю с левой стороны.
— Что? — не поняла Катя.
— Чувство.
После этого «чувства», произнесенного глухим бархатным тоном завзятого казановы, было ну просто грешно спускать его на землю, открывая суровую правду насчет субординации и старшинства званий.
Но без всех этих точек над i нельзя было и надеяться, что этот милицейский клоун доведет до ее сведения подробности осмотра места происшествия и трупа, произведенного опергруппой и экспертами. А подробности и новости (если таковые, конечно, имелись) Катю остро интересовали, тем более сейчас, когда в «Пан Спортсмен» так неожиданно, как снег на голову свалился какой-то знакомец Ирины Преториус.
— Послушайте, Клим…
Но он просто заткнул ей рот вопросом:
— Ты правда с мужем сюда приехала? Не разыгрываешь меня, нет? Я и об этом тоже думал. Значит, так.
Делаем все красиво. Я сейчас сажаю тебя на мотоцикл, везу в гостиницу, ты зовешь мужа, мы с ним говорим как мужики. Все. Без тебя — ты пока кофе в баре попьешь.
— Да в баре драка! — Катя, чтобы прервать это его «делаем красиво», даже ногой топнула. — Я поэтому и сюда примчалась. Скорее, там в кафе Дергачев типа одного пытается задержать до твоего прихода. Этот тип утром откуда-то появился, спрашивал о Преториус! Ну что ты.., что вы смотрите на меня так глупо, лейтенант?! — От злости она перешла на «вы». — Заводите свой драндулет, а то он вырвется от Дергачева, и тогда…
— У Вани не вырвется никто. — Катюшин царским жестом снял с сейфа фуражку и, приблизившись почти вплотную к Кате (он едва доставал ей до подбородка), сказал:
— Ты удивительная, просто необыкновенная.
«А ты контуженный, наверное», — в сердцах подумала Катя. Взгромоздившись за спиной участкового на мотоцикл, она прикидывала, когда же объявить ему, что они — коллеги, сейчас или сразу же после допроса незнакомца? Решила — лучше после. И когда Катюшин заложил лихой вираж на повороте, даже похвалила его скрепя сердце, перекричав рев мотора:
— А ты классно водишь!
На что он сразу живо откликнулся:
— С любимой женщиной я еще круче вожу. Шепни, что любишь, — в момент убедишься.
Кате захотелось съездить его по затылку за дерзость.
Удержало лишь то, что Катюшин был в форме и они в этот самый момент ехали мимо причала, где полно было лодок и суетились люди. Жизнь в Морском в этот солнечный погожий денек буйно кипела.
Столь же буйно кипела она и в «Пане Спортсмене».
Они успели вовремя. Едва Катюшин остановил мотоцикл возле гостиницы, как они услышали доносившиеся из бара звуки битвы — грохот падающих стульев и вопли Юлии Медовниковой.
Катюшин рывком распахнул дверь, словно укротитель, спешащий в клетку с тиграми. Битва переместилась уже на пол, в горизонтальное положение. Дергачев и незнакомец с сопением и невнятными ругательствами катались по полу, тузили друг друга кулаками и пинали ногами. Юлия, вооруженная щеткой, кружила над ними как коршун с еще не вполне ясными, но, судя по всему, недобрыми намерениями — огреть того, кто первый подвернется под руку, по голове.
— Руки вверх, — смачно скомандовал Катюшин с порога. — Иван, хватит, — брось. Отпусти его, слышишь? Да кончай, я сказал, пусти!
Дергачев, случайно оказавшийся в этот момент сверху, прижал своего противника к полу.
— Я что — я ничего! А он мне кулаком под дых, сволочь. — Он сел, тяжело дыша и трогая ссадину на скуле. — Я вообще сюда чай пить шел. А этот налетел на меня, чуть с ног не сшиб, да еще и за заказ не заплатил. Юля, подтверди!
— Врешь, придурок! — выпалил незнакомец, тоже садясь и с отвращением отпихивая от себя ноги Дергачева. — Сумасшедший, психопат буйный! Да уберите от меня этого алкаша!
— Я те сейчас покажу алкаша! — рявкнул Дергачев.
— Гражданин, ваши документы. — Катюшин, доходивший высокому незнакомцу едва до плеча, произнес это тоном околоточного (Кате показалось — вот сейчас добавит: «Благоволите, сударь!»).
— Но это же он ко мне прицепился ни с того ни с сего! Я-то тут при чем? А за ту бурду, что тут за кофе выдают, я заплатил!
— Бурду?! — Юлия швырнула щетку на пол. — Дома жене за завтраком это скажите. Бурду… Тогда нечего по барам спозаранку шляться! Всю посуду мне вон разгрохали, весь сервиз…
— Ваши документы, — терпеливо повторил Катюшин, — паспорт.
— У меня нет с собой паспорта. Не взял. Вот только что есть. — Незнакомец полез в задний карман некогда белых и стильных, а теперь мятых, покрытых пылью и пятнами кофе брюк и вытащил пластиковую карточку.
Катюшин взял ее, повертел в руках.
— Это филькина грамота.
— Это филькина грамота?! — Незнакомец обиделся не на шутку. — Да тут же все есть — фамилия моя, имя, даже фото — вот!
Катя из-за плеча Катюшина рассмотрела карточку — вроде бы клубная, членская карта какого-то «Трансатлантика» с цветной маленькой фотографией.
— Чайкин Борис Львович? — спросил Катюшин, сверяясь с ней.
— Ну да, Чайкин. Я — Чайкин. Со мной все выяснили. А с этим кретином что? Он же напал на меня при свидетелях.
Катя посмотрела на Чайкина. И, как и Сергею Мещерскому, ей вдруг сразу отчего-то припомнилась чеховская пьеса. И мертвая птица на дворе. Надо же…
Вот оно как, оказывается, бывает.
— Гражданка Преториус Ирина — ваша знакомая, родственница? — спросил Катюшин.
— Я не понимаю, — Чайкин посмотрел на Катю, — это какое-то недоразумение, да? Мне сказали, они… она, что — правда, мертва?
— Она убита вчера днем. А вы были с ней знакомы, судя по вашему восклицанию. И?
— Что? — Чайкин тревожно оглядел их. — Да что вам всем нужно от меня?
— Я же вас предупредила: вам придется отвечать на вопросы следствия: хотите вы этого или нет. Это вот местный участковый, — подала голос Катя.
Катюшин удивленно оглянулся.
— Прежде чем требовать документы, лейтенант, надо представиться самому, — назидательно шепнула она, снова переходя на «вы». — Он не из вашего поселка. И о том, кто вы такой, понятия не имеет.