Любой, кроме шести в первом ряду – они предназначены для
выступающих.
Разумеется, я пустился было уверять ее, что мне приглянулся только один стул – тот, что примыкает к ее стулу, – но в эту минуту из палатки
повалила толпа. Я решил предупредить Вульфа о том, что предназначавшийся для него стул способен уместить в лучшем случае половину – но зато
любую – его необъятного седалища, и, дождавшись, пока палатка опустеет, проник в нее. В дальнем углу перед походной кроватью, на которой лежал
какой то мужчина, стояли пятеро. А слева от меня Ниро Вульф склонился над столом, на котором стояла металлическая коробка с откинутой крышкой, и
разглядывал ее содержимое. Я шагнул в его сторону, заглянул в коробку и увидел целый набор из восьми ножей с резными рукоятками и лезвиями
различной длины, от шести до двенадцати дюймов. Сталь не блестела, но выглядели ножи остро заточенными и угрожающе узкими. Я спросил Вульфа,
кому он собрался перерезать глотку.
– «Дюбуа», – сказал Вульф. – Настоящие «Дюбуа», старинной работы. Лучшие из лучших. Это собственность мистера Корби. Он принес их для участия в
разделочном конкурсе, в котором, как и следовало ожидать, победил. Я бы с радостью их позаимствовал. – Он повернулся. – Почему они не оставят
беднягу в покое?
Я тоже обернулся и разглядел в щель между столпившимися вокруг кровати, что лежит на ней ни кто иной, как Филип Холт, директор распорядитель
ПРАР.
– А что с ним стряслось? – поинтересовался я.
– Съел что то не то. Они подозревают устрицы. Должно быть, не так приготовлены. Врач дал ему какое то желудочное средство.
Подойдя поближе, я услышал голос Джеймса Корби:
– Не нравится мне цвет его лица. Я бы все таки, несмотря на заверения врача, отправил его в больницу.
Пухленький и лысоватый коротышка Корби больше походил на посетителя ресторана, нежели на ресторанного работника – возможно, именно поэтому он и
занимал пост президента ПРАР.
– Я согласен, – выразительно провозгласил Дик Веттер.
Я впервые увидел его живьем, хотя часто, куда чаще, чем хотелось бы, лицезрел его по телевизору. Впрочем, прекрати я включать его канал, Дик
Веттер не стал бы рвать на себе волосы и посыпать их пеплом, поскольку двадцать миллионов американцев (в основном – женского пола) свято верили,
что он лучший ведущий во всей Вселенной. По меньшей мере – самый молодой и смазливый. Флора Корби предупредила меня о том, что Веттер будет
присутствовать на пикнике, и объяснила причину. Оказывается, папаша телезвезды в течение вот уже без малого тридцати лет убирал грязные тарелки
в одном из бродвейских ресторанчиков и наотрез отказывался менять работу.
А вот Поль Раго не согласился.
– Очень будет жалко, – сказал он. Правда, получилось у него: «валко». Высокорослый, широкоплечий, с черной, чуть тронутой сединой шевелюрой и
черными тараканьими усами он скорее походил на посла одной из стран, расположенных южнее мексиканской границы, чем на короля подливок и приправ.
– Филип – главное лицо в ПРАР после президента, и ему следовало бы выступить и сказать пару слов. Может, отлежится, пока выступят остальные.
– Прошу простить меня, – вмешался Х.Л. Гриффин, поставщик вин и яств. Тщедушный и тощий, с костлявым подбородком и одним глазом, подозрительно
напоминающим искусственный, Гриффин говорил с авторитетом человека, фирма которого занимала целый этаж одного из небоскребов в центре
Манхэттена. – Возможно, я не вправе советовать, поскольку не являюсь членом вашей славной организации, но вы оказали мне честь, пригласив на
праздник, и я прекрасно знаю, насколько любят и почитают Фила Холта в вашей среде.