Он смотрел генералу в глаза. – Оно пришло ко мне как к председателю комитета конгресса. Я явился сюда,
чтобы обсудить это письмо с вами.
– Знаете… – тоже замялся Файф. И продолжал, тщательно подбирая слова: – Вам, разумеется, известно, что я могу только подтвердить, что вопрос
действительно идет о государственной безопасности, а, значит, и не подлежит обсуждению.
– Понятно, – согласился Шетук. – У вас полное право так заявить. – Слова «полное право» он подчеркнул.
– Позвольте мне высказать собственную точку зрения, не подлежащую оглашению, – недобрым взглядом смотрел на него Файф. – В письме нет ничего,
свидетельствующего о том, что его автор располагает какой либо полезной информацией. Человек, умеющий мыслить, не может не знать, что в нашей
военной промышленности, где заняты тысячи людей, которым мы должны доверять, и где задействованы самые разные интересы и миллиарды долларов,
случается многое. В том числе, вполне возможно, и такие действия, на которые намекает автор письма. Одна из обязанностей военной разведки
состоит в том, чтобы предотвратить подобные инциденты.
– Разумеется, – согласился Шетук. – Я понимаю, что это письмо явится для вас громом среди ясного неба.
– Благодарю. – В голосе Файфа не было и намека на благодарность. – Вы заметили ту розового цвета штуку, которую Райдер убрал к себе в стол?
Заметили. Это граната нового типа, новая не только по конструкции, но и по начинке. Кто то пожелал ознакомиться с ней и прихватил несколько
образцов. Не вражеские агенты – по крайней мере, мы так не думаем. Этим делом занимался погибший на прошлой неделе капитан Кросс. Как, впрочем,
и остальные из присутствующих здесь. Вот почему мы собрались сегодня. Никто на свете, кроме нас, не знал, чем занимается капитан Кросс. Кросс
напал на след, не знаем как, потому что, начиная с понедельника, мы не получали от него сведений и уже, конечно, не получим. Майор Гудвин
тщательно проглядел записную книжку капитана Кросса, но не обнаружил в ней ничего, представляющего для нас интерес, и нашел ящик с гранатами в
камере хранения автовокзала, где Кросс их оставил. Я рассказываю вам об этом, потому что в вашем письме упоминается Кросс, а также есть намек на
то, что, если автор письма и захочет сообщить нам что либо существенное, мы не можем быть уверены, сумеет ли он снова выйти на связь.
– Боже мой, генерал, – запротестовал Шетук, – я прекрасно знаю, что вы родились не вчера. Обычно я тут же выбрасываю анонимные письма, которые
получаю. Но, получив это, решил, что вам обязательно следует о нем знать именно по причине смерти Кросса. Расследование было задействовано?
– Да. Силами полиции.
– А вами? – не отступал Шетук. Но тут же поспешно добавил: – Я понимаю, что это непростой вопрос, но задаю его, так сказать, неофициально. По
моему, расследование, предпринятое полицией, не будет эффективным, если им не сообщить, чем именно занимался Кросс, и не назвать имена тех, кто…
знал об этом. Думаю, вы не решитесь этого сделать?
– Мы сотрудничаем с полицией, но не до такой степени, – медленно отозвался Файф, снова тщательно подбирая слова. – Что же касается вашего
вопроса, простой он или нет, то могу вам ответить, что в расследовании нет никакой секретности, поскольку в газетах было написано, что Ниро Вулф
в качестве консультанта участвует в наших проектах. Вы что, считаете Вулфа недостаточно компетентным?
– Я политик, – улыбнулся Шетук. – Поэтому с моим мнением вам вовсе не обязательно считаться.