Сойдя с автобуса на остановке «Двадцать третья улица», Эйми на своих двоих миновала три коротких квартала к северу и один длинный — к западу дома. Трехэтажное кирпичное здание, перед которым она остановилась, было старым и мрачным, с аркой и мощенным булыжником въездом для грузовиков; ничего на фасаде или при входе не указывало на его предназначение или хотя бы на то, зачем оно коптит небо; и, только перейдя на противоположную сторону улицы и задрав голову, можно было разглядеть намалеванную на кирпичах верхнего этажа поблекшей белой краской надпись: «Лакомства Тингли».
На первом этаже находился мрачный холл и грязная, запущенная лестница, ступеньки которой за долгие годы ее терпеливого существования были стерты тысячами спешащих ног. Этажом выше раздавался довольно громкий гул — шум машин, доносящийся из-за высоких, до потолка перегородок; а когда Эйми открыла дверь в одной из перегородок слева, к нему добавился еще и стук пишущих машинок вместе с прочими звуками, характерными для офиса. Здесь располагалась приемная. Взору Эйми предстали другие перегородки, и в окошко одной из них высунулся седоволосый мужчина, заявив надтреснутым голосом, что, как он полагает, мистер Тингли находится где-то в здании. Эйми поняла, что сослепу он не узнал ее, и уже приготовилась было назвать себя, когда услышала собственное имя, произнесенное неожиданно совсем в другом месте молодым человеком, возникшим в соседней двери.
Он взглянул на нее и, явно изменив предполагаемый маршрут, подошел к окошку.
— Эйми? Никак ты! Привет!
— Привет, Фил! — Она позволила длинным костлявым пальцам молодого человека вцепиться в свою протянутую руку, надеясь, что на ее лице не отразилось ощущение дискомфорта и отвращения, которые она всегда испытывала при одном его виде. Особенно Эйми был неприятен его рот с вечно опущенными уголками губ: они беспрестанно подергивались, напоминая поведение фанатика или стоика, героически выдерживающего пытку.
Эйми изобразила улыбку.
— Сколько лет, сколько зим! Как поживает технократия?
— Технократия?.. — Он насупился. — Право, не знаю.
Бог мой, по-моему, ей место на свалке истории!
— Ох! — с сомнением покачала головой Эйми. — А я-то грешным делом полагала, что это дорога к счастью или богатству. А может, к тому и другому одновременно.
— Нет, нет, никогда! Это, возможно, и есть шаг к познанию сути вещей, но и только. Истина, как и жизнь, динамична. — С этими словами он вытащил из кармана небольшую брошюру. — Вот, познакомься. Тебе понадобится прочесть это несколько раз, чтобы вникнуть в содержание памфлета…
Эйми взяла брошюру и мельком глянула на обложку.
Сразу бросился в глаза напечатанный большими черными буквами заголовок: «ВУМОН» постучал [1] . Она в изумлении взглянула на Фила.
— Женщина? — потребовала она объяснения. — Женщины? Только не говори мне, что ты ударился в матриархат или занялся изучением секса применительно к моему полу!
— Конечно нет, — возразил молодой человек в негодовании. — Это ничего общего не имеет ни с женщинами вообще, ни с сексом в частности. Слово «ВУМОН» обозначает: как работают деньги. То, на чем зиждится мировая экономика, — это деньги. Основой денег является… вернее, являлось золото. Теперь этот постулат устарел и явно не звучит, а самое главное, не работает.
Что представляет текущий курс доллара, на чем он базируется? На золотых слитках? Смешно! Установлено, что на курс доллара влияет общественное потребление, а вовсе не золото. Да-да, картошка, шерсть, железо!
Даже, представь, смешнее! Товары потребления, вернее, спрос на них, определяют колебания курса доллара, а основа денег должна быть стабильной и неизменной.