Километр за километром - никого, если не считать двоих. Один из них - Джордж Смит; перекинув полотенце через плечо, он совершал свое паломничество.
А в другом конце берега одиноко шел в вечерней тишине второй человек приземистый, коренастый. Его загар был темнее, бритая голова - цвета красного дерева от солнечных лучей; на смуглом лице светились глаза, чистые и блестящие, как вода.
Итак, сцена подготовлена, через несколько минут двое встретятся. Судьба в который раз взяла на себя роль распорядителя неожиданностями и сюрпризами, встречами и расставаниями.
А два одиноких скитальца даже и не помышляли о незримом потоке совпадений, что обступает человека с любой толпой, в каждом городе. Им не приходило на ум, что человек, который отваживается нырнуть в этот поток, возвращается на поверхность с полными руками чудес. Подобно большинству людей, они пожимали плечами над этаким вздором и предпочитали оставаться на берегу, доколе судьба сама не окунет их с головой.
Незнакомец остановился. Один. Озираясь вокруг, он видел свое одиночество, видел волны чудесного залива, видел солнце, скользящее вниз сквозь последние краски уходящего дня, потом обернулся и приметил в песке какую-то щепочку. Это была всего-навсего тонкая палочка от давным-давно растаявшего лакомого облачка - лимонного мороженого. Он улыбнулся и поднял палочку. Огляделся еще раз, удостоверяясь в своем уединении, снова нагнулся и легкими, нежными движениями стал делать то, что умел лучше всех на свете.
Он рисовал на песке удивительные фигуры. Вот готова одна, он отошел в сторону и, не отрывая глаз от песка, всецело поглощенный своим занятием, рисует вторую... третью... четвертую... пятую... шестую...
Джордж Смит шагал по берегу, печатая на песке следы, смотрел туда, смотрел сюда и вдруг заметил впереди человека.
Джордж Смит, продолжая идти, увидел, что этот смуглый человек нагнулся над песком. Еще ближе - что такое? Джордж Смит прыснул. Ну, конечно, конечно... Этот человек - сколько ему? лет шестьдесят пять? семьдесят?- лихо чертил какие-то каракули. Ух ты! Как песчинки летят! Как расстилаются на песке причудливые изображения! Как...
Джордж Смит сделал еще один шаг и замер, боясь вздохнуть.
А незнакомец все рисовал и рисовал, словно и не замечая, что кто-то стоит совсем рядом с ним и с миром, который он создает на песке. Он так ушел в свое творение, что и взрыв глубинной бомбы в заливе не смог бы остановить полет его руки или хотя бы заставить его обернуться.
Джордж Смит смотрел на песок. Он долго смотрел, и вдруг его охватил трепет.
Перед ним на плоскости берега были эллинские львы и средиземноморские козы, девушки с плотью из золотых крупинок, сатиры, играющие на резных свирелях, танцующие дети, чьи руки рассыпали по песку цветы, и за детьми скакали, резвясь, ягнята, и музыканты перебирали струны своих арф и лир, юноши верхом на единорогах мчались к далеким лугам, перелескам, вулканам, к развалинам храмов. Сплошная, нигде не прерывающаяся цепь фигур, а рука - а деревянное стило в руке нагнувшегося человека, с которого градом лил пот, безудержно, неистово чертило, рисовало, порхало, вращалось, извивалось, описывало круги и восьмерки, восьмерки и круги, прыгало, шипело, шуршало, замирало на месте и вновь срывалось в полет, словно эта стремительная вакханалия непременно, во что бы то ни стало должна была завершить свое буйство прежде, чем море погасит солнце. Двадцать, тридцать, сорок метров наглядными иероглифами нимфы, дриады и журчащие ключи. В угасающем свете песок был как расплавленная медь, запечатлевшая послание,- читай и наслаждайся всякий, ныне и вовек.
Все жило, все парило, влекомое неведомыми ветрами, подчиняясь своим законам притяжения.