Она повернула голову в сторону Ветра Перемен и сказала тихо:
– Не ревнуй, может, это последний смертный на моем пути. Мне тоже тебя не хватает. Судьба – странная штука.
– Вот тут ты не права, дорогая, не прячься за необратимостью судьбы, мы многое можем, просто не прячься от нее и от меня, Ли. Ты привыкла к властности человеческих мужчин, но мне не нужно, как им, самоутверждаться за счет тебя, я знаю тебя так давно и повторюсь – ты единственная реальная постоянность в этом переменчивом мире, и ты мне нужна, Ли. Не убегай. А Михел… еще один воспитанник, любовник, хороший, симпатичный мальчик и, думаю, он далеко пойдет. Он не бесталанен, и Лаки пригнал ему удачу, так выпало, поэтому согрей им душу своей дочери; я знаю, ей это необходимо, но возвращайся быстрей ко мне, буду ждать.
Меня они злили, эти бессмертные, которым было наплевать на переживания других, главное, что будет с ними, а что Михел, теперь еще и Карен, в сложной ситуации – им наплевать. Мне было трудно переварить, даже просто принять эту информацию. Как это могло произойти, что же Карен, как он отнесется к такому, зачем все это ему, за что мне такая неожиданность? Не хочу, явственно не хочу. Я совсем молодая, мне только семнадцать. Микулишна называет меня ребенком, да я и сама не чувствую себя взрослой. Какой ребенок у меня должен родиться, тьфу, дети, они говорят – двойня. Это сон? «Непохоже, жуть, зачем, как такое могло случиться?», – крутилось в голове; отчаяние перехватывало горло, опять предвещая начало истерики.
– Лотта, успокойся, мы поможем тебе, да и твои родственники на очень многое способны. Тебе нужно скорее попасть к ним, они помогут. Они уже давно ждут тебя и радуются, – спокойно сказал Чейндж.
«Они радуются, – с горечью пронеслось в голове, – а я вот совсем не радуюсь, да и кто тут еще счастлив?» Посмотрела на присутствующих и увидела, что выражение сытой кошки сошло с лица Лилит, она, как ни странно, виновато смотрела на Ветра Перемен, а он с любовью и горечью – на нее. Представляю, какое счастье будет написано на лице Михела, когда он узнает. Кажется, один Лаки имел придурковато-счастливый вид, но, видимо, он тоже понимал, что слишком все вокруг сложно наворочено и волновался за меня. А за меня ли?
Тут Лилит поднялась и сказала твердо:
– Я в этом, пожалуй, сильнее всего виновата, поэтому пойду и поговорю с мальчиком. Расскажу ему о перспективах, утешу, как смогу, а потом мы уйдем в другой мир, на Первую Землю, – и она облизнулась, вызвав раздражение у Ветра Перемен.
Мы остались с ветрами сидеть возле этого проклятого сеновала; Чейндж как-то сразу постарел, как только Лилит ушла, а Лаки все так же счастливо пялился на меня, а потом сказал:
– Пойдем где-нибудь перекусим, Лотта, или лучше Лав, сокращенно от Ловелии. Ты знаешь, на одном из языков Земли Love – значит любовь. Я вижу, ты еще ничего не ела, а тебе нужно хорошо питаться, чтобы детки росли.
Посмотрела на него почти с ненавистью. Он что, издевается? Да меня мутит по утрам, просыпаюсь вечно как побитая. И тут до меня стало доходить, что все мои странные ощущения, ну почти все, которые мне так не нравились и которые я списывала на привыкание к новому телу – это, вероятно, из-за беременности. Захотелось ругаться, рвать и метать все, что может попасться под руку. Плакать тоже хотелось невероятно, сдерживал только угрюмый вид Чейнджа, который с тоской смотрел на дверь сеновала. Ему ведь тоже не сладко, но это все равно ничего не меняет.
Во двор вышла хозяйка и шустро пробежала с ведром в коровник, совершенно не замечая довольно немаленькую группу людей. Это отвлекло меня от разглядывания почвы под ногами. Думать не могла.
Наверно, прошло около часа, за это время Лаки успел угостить меня какими-то заморскими фруктами, которые он доставал, как из рукава. Какую-то диковинку я действительно с удовольствием съела, именя не тошнило. Ветер Перемен сидел и мрачно хмурился.
– Лотта, – опять начал мучить меня разговорами Лаки, – что ты собираешься делать?
Захотелось нагрубить- еле удержалась. Посмотрела на него очень выразительно.
– Ты думаешь, я знаю, что теперь делать? Мне нужно было добраться до родственников и там чему-то научиться или узнать, как советовала Макошь. А потом она сама расскажет, что я должна делать как так называемая путница. Только ты сам понимаешь, что все рухнуло. Что я могу теперь делать, и как мне дальше жить прикажешь? Как смогу выполнить обещание Макошь? Ты вот тут сидишь, улыбаешься, мечтаешь о невесте, а то, что моя жизнь так круто изменилась, тебя, я вижу, совсем не беспокоит. Что делать Михелу, который оказался в дурацкой ситуации благодаря играм Лилит? Он живой, Лаки, понимаешь, живой, а не деревянная игрушка. Что будет с ним?
Тут подал голос как будто очнувшийся Ветер Перемен.
– Жалеешь себя и осуждаешь ее, – обратился ко мне парень. – Понятно. Конечно, имеешь право. Лилит ведет себя так, что почти каждый, знающий ее, перемывает ей кости, треплет ее имя. Говорит, что она стерва, что ей ни до кого нет дела. А ты представляешь, сколько она вытерпела за эти годы, века? Ведь она даже на смерть не имеет право.
– Да? – открыла было я рот.
– Впрочем, тебя это не касается, – отрезал Ветер.- Самая красивая и самая неприкаянная. Сама себе не позволяет расслабиться, принять чью-либо заботу, уткнуться в чье-то мужское плечо. Ты хоть представляешь себе, каково это – быть такой женщиной? Сколько веков я пытаюсь ее понять, сколько веков уговариваю попробовать быть вместе. Что она теряет? Боится моей страсти, одержимости ею? Не знаю.
Он немного помолчал и продолжил:
– О себе, Лотта, не переживай. Твои родственницы будут очень рады тебе и уже ждут тебя на Буяне. Лаки отнесет тебя туда, и тебя научат тому, что ты должна знать. Тетки твои – замечательные особы. Сама увидишь. Я догадываюсь, что хочет поручить тебе Макошь. Удивительно, конечно, что именно ты станешь исполнительницей. Может, одной из исполнителей, там видно будет. Но Он – великий экспериментатор и порой кажется, что Он почти махнул рукой на Землю. Наверно, сотворил бы на ней новый потоп, но Сам обещал: «Я поклялся, что воды Ноя не придут более на землю (Ис 54, 9)». Правда, люди и сами могут себя уничтожить, с них станется. Может, поэтому Он решил вмешаться. Обычно Бог вмешивается в созданный Им мир через людей, чтобы исполнить свою волю. Теперь, похоже, Он решил использовать для этого тебя. Ты наполовину человек, Лотта, наполовину удивительное, дивное, божественное создание – птицедева, и у тебя есть некоторые особенности, не свойственные людям. Но ты воспитывалась людьми и понимаешь их проблемы и боль, у тебя есть дар путницы, путницы дорог и душ, только тебе надо развить его и тогда, думаю, у тебя получится. Самому любопытно, как.
Ветер посмотрел на меня внимательным взглядом старика, потом вдруг на глазах помолодел и сказал:
– Нас ждут перемены, ой, как я это чувствую.
– А как же я, эти дети…, – влезла я со своими проблемами.
– А что дети? Родишь, воспитаете, надеюсь, будете жить долго и счастливо. Чего смущаешься? Да, это сильно осложнит твою жизнь, но души твоих детей уже давно хотели обрести тело, да и Велес обещал Лаки не оставлять его дольше в одиночестве, а он товарищ ответственный.
Все так логично и до обидного бесповоротно, но так больно для всех, кроме, наверно, Лаки. На щеку упала капля дождя, но она почему-то была соленая. Потом я перестала сдерживать слезы – беременным можно и поплакать. Плакала не я одна. Вместе со мной плакало небо, что из-за туч не видит озера и не может отразиться в нем, плакали тучи мелким осенним дождем, что их уносит вдаль от мест, где они родились, плакали и тихо падали листья, что вот и конец, и они из желто-багряных станут коричневыми, грязными и уйдут в землю, чтобы опять возродиться, но когда это будет?
Лаки подсел рядом и приобнял. Хорошо, что ничего не говорил.
Потом появились Лилит с Михелом. Он ничего так себе выглядел, я думала, ему будет хуже. Ха посмотрел на меня, все же грустно улыбнулся и сказал: