Надо отдать должное, вопреки моим смущённым улыбкам и шарканью ног, две безукоризненно причёсанные женщины за стойкой администратора вели себя так, будто каждый день кто-то, одетый как Блэк, заходит в их пятизвёздочный отель и требует ключи от первоклассных номеров. Они также, казалось, знали его, так что возможно, отчасти дело в этом.
Они могли привыкнуть к его эксцентричности, если он часто здесь останавливался.
Или, скорее всего, они предпочитали игнорировать его эксцентричность, потому что он богат.
В любом случае, нам не пришлось долго ждать, когда они выдадут нам ключ-карты от двух раздельных номеров на тридцать восьмом этаже.
После того, как лифт доставил нас на нужный этаж — а я пожаловалась на то, что застряла с ним в замкнутом пространстве, когда он так плохо пахнет каким-то сочетанием алкаша и уличного хиппи — Блэк исчез в своём номере без единого слова.
В своём номере я обнаружила сумку на колёсиках, которая меня ждала.
Однако серебристого чемодана здесь не было.
Отмахнувшись от этого, я направилась прямиком в душ, едва помедлив, чтобы сбросить обувь перед тем, как включить воду на полную. Я закончила раздеваться, пока ждала, когда нагреется вода, а затем приняла один из самых долгих и божественных душей из всех, что я помнила.
Наконец выбравшись из облака пара примерно двадцать минут спустя, я закуталась в огромный пушистый махровый халат и почувствовала себя другим человеком. Только тогда я потрудилась затащить белый чемодан на стойку и расстегнуть его, чтобы посмотреть, что внутри.
Кико упаковала мне купальник. Даже два.
Один из них я не узнала, что заставило меня гадать, не купила ли она или кто-то другой этот купальник ещё до сбора моих вещей. Он был золотым и выглядел дорого, но при этом попадал в категорию «зачем утруждаться», учитывая, сколько плоти они прикрывал.
Я задалась вопросом, не подшучивают ли надо мной как над новым работником Блэка.
Другое бикини было черным и практически базовым, насколько это возможно с бикини, но оно хотя бы было моим.
Я надела именно его. Я понятия не имела, серьёзно ли Блэк говорил о купании, но меня эта мысль привлекала даже после душа. Я решила, что просто надену одежду поверх купальника, так что у меня хотя бы будет выбор. Однако перед этим я все же взглянула в зеркало.
Я с облегчением увидела, что мне все ещё нравится, как на мне сидит этот купальник.
Моё бедро покраснело от шрапнельной раны, но бледнеющий шрам выглядел и вполовину не так плохо, как я боялась. Я выглядела усталой, но после душа лицо смотрелось значительно лучше, даже без макияжа, и мои ореховые глаза имели более ясный взгляд. Мне не помешала бы стрижка. Я потеряла вес, что вообще-то неудивительно, учитывая то, как я маниакально тренировалась после того инцидента со свадебными убийствами. В основном тренировки состояли из пяти занятий спаррингом в неделю — иногда даже шести — вместо предыдущих двух или трёх. Так что я выглядела более худой и немного потрёпанной, моя стрижка слегка потеряла форму, но купальник все ещё сидел.
Он был импульсивной покупкой во время моего последнего настоящего отпуска; я купила его потому, что подумала, будто он льстит моей фигуре, которая в то время была более пышной. Я весьма придирчива, так что если я нахожу купальник, который мне нравится, я склонна к расточительности.
Это было во время моей последней поездки на Гавайи с Йеном.
От случайной мысли о Йене перехватило дыхание.
Я отбросила в сторону чувства, которые хотели нахлынуть, как только его лицо встало перед глазами, но прежде все равно бессознательно положила руку на горло, как будто проверяла, что оно все ещё нетронуто. Синяки, неделями украшавшие мою шею, наконец сошли, но часть меня все ещё ощущала там отпечатки его рук. Однако вид этих синяков в зеркале каждый день вызывал скорее стыд, нежели злость.
Воспоминание об этом стыде заставило меня стиснуть зубы, даже сейчас.
Какая-то часть меня все ещё не могла поверить, что я этого не видела.
Я не видела, кем он был.
Думаю, это пугало меня сильнее всего. Это также заставило меня подумать о Зои, моей сестре, и том, как я годами гадала, как же убийца застал её врасплох, ведь она была таким же экстрасенсом как я. Эта мысль вызвала свежий укол вины. Я никогда не винила её, конечно же, даже абстрактно, но вопрос все равно цеплялся в глубине души.
Возможно, мне просто хотелось верить, что у меня больше контроля над ситуацией, чем на самом деле.
Но я была с Йеном больше года, и ничего не видела.
Пока он пытался меня убить, он сказал, что ненавидел каждую минуту, которую мы провели вместе. Он говорил мне, что считает меня нечистой, мерзкой. Мне не удалось спросить об этом Блэка, как и о том, какого черта он имел в виду, когда называл меня «полукровкой».
Почему-то я сильно сомневалась, что он имеет в виду мою мать, принадлежавшую к коренным индейцам.
Я все ещё стояла перед зеркалом, хмурясь, когда услышала резкий стук в дверь.
С ворчанием запахнув халат, я все ещё завязывала его на талии, когда открыла дверь. К моему полному неудивлению я обнаружила там Блэка.
И все же, едва взглянув, я не могла не уставиться на него.
Он выглядел значительно лучше, чем в полицейском участке.
Он определённо выглядел чище.
Блэк сбрил бороду, обнажив твёрдую линию подбородка и изгиб губ — последние из-за совершенной формы выглядели почти нечеловеческими. Его волосы были влажными, так что он, очевидно, тоже только что вышел из душа, и слои пыли, пота и всего остального исчезли. Он надел одежду, которая больше всего ассоциировалась у меня с ним — черные брюки, чёрная облегающая футболка, черные классические туфли. Единственное, что он носил с обоими нарядами — это его армейские часы, и кажется, я ни разу не видела Блэка без этих часов, за исключением того случая, когда мы делили постель.
Осознав, что его глаза также не отрываются от меня, я покраснела, отходя в сторону, чтобы впустить его.
— Я не совсем одета, — отрешённо сказала я, делая шаг назад. — Ну… если только ты не серьёзно говорил о купании…
Я более-менее повернулась к нему спиной, когда он закрыл за мной дверь.
Я поразилась, когда мою талию обвила рука.
Я повернулась к нему лицом, напрягшись в его хватке и собираясь спросить, какого черта он творит, когда Блэк быстро дёрнул меня к своему телу. Я обнаружила, что прижимаюсь к его мускулистому торсу… и затем, прежде чем я успела осознать это, он снова сделал эту штуку, врезался в меня каким-то образом, затопив меня своим присутствием.
Это присутствие определённо принадлежало ему. Оно было таким интенсивным, что у меня перехватило дыхание.
Затем это немедленно согрело мою кожу.
Я почувствовала, как Блэк расслабляется во мне… затем полностью открывается для меня.
Он крепче держал меня эти несколько безмолвных секунд, поглаживая мои волосы и ещё сильнее открывая эту часть себя. Теперь я ощущала в нем облегчение, буквально выдох вместе с опорой на меня, послаблением его стен, которое как будто сплеталось с этим облегчением.
Однако более того… там ощущалось непреодолимое влечение, наряду с более тяжёлым чувством, содержащим больше эмоций, хоть я и не могла разобрать эти эмоции. Это могло быть горе, или даже депрессия… одиночество. Или, может быть, это более обыденный результат изоляции, такой сильной чужеродности и всего остального, что казалось мне странно органичным. Что бы это ни было, чем бы это ни было вызвано, его присутствие вливалось в моё сознание как наркотик, отчего становилось сложно думать и переживать по поводу чего-то другого.
Прежде, чем я успела прийти в себя, Блэк поцеловал меня.
Это был не очень-то нежный поцелуй.
Его рука глубже скользнула в мои волосы, пальцы сжались, когда он раскрыл свои губы на моих, пуская в ход язык, когда я обмякла под ним.
Думаю, я целовала его в ответ скорее от шока, нежели намеренно… по крайней мере, в первый раз.