- Двести пятый, где Джордж живет! Он сейчас у вас в Питербурхе, общается с писателями-нонконформистами. А ключ оставил Франсуа.
Так что главной проблемой было попасть на территорию: то, что я живу на халяву, вахтеры чуяли моментально.
- К иностранкам бегаешь? - качали они головами. - Русских баб тебе не хватает? Ну тогда что ж... Чего ж тогда, так сказать...
На меня смотрели многозначительно, я же тупо мямлил про единственную ночевку и т. п. Дожив до среднего возраста, я так и не научился давать взятки, так что пришлось брать урок у одного вахтера, чье терпение лопнуло.
- Ну что ты, ей-богу, как вчера родился?! Я спрашиваю: кто такой? Ты отвечаешь: научный руководитель германской гражданки такой-то! Я: а почему визитка не оформлена? Ты: извините великодушно, и вот сюда, на журнальчик, пачку сигарет "Мальборо"!
- А "Честерфилд" годится?
- Ладно, пусть "Честерфилд". Я журнальчиком - хлоп, ты в двери - шмыг, и все, так сказать, довольны!
С тех пор я так и поступал. Сильвия лишь плечами дергала, слыша про наши азиатские нравы, однако деваться было некуда, как и сейчас, в такси. По дороге водитель рассказывал скабрезные анекдоты, сам над ними гоготал, а в конце похвастался тем, как ловко он обманывает иностранцев: по пути в "Шереметьево" столько по улицам колесит, что ему два счетчика обламывается! Бывает, конечно, что сразу договариваешься, мол, пятьдесят баксов, и тогда кратчайшей дорогой, чтобы время сэкономить! Но попадаются принципиальные, которые хотят по счетчику платить, а в таком случае: извините, ребята!
- Они же лохи, тупые! - вразумлял этот знаток человеческих душ. - А главное: верят всему, что скажешь! У них там что - не динамят, что ли?!
А я размышлял о странной российской особенности: признаваться в гнусностях на том лишь основании, что в наших паспортах зафиксировано одинаковое гражданство. Они, дескать, такие, но мы-то другие, чистые и непорочные, пусть даже клейма на нас негде ставить. Или это чисто московская особенность? Хотелось думать, что именно так: город за окном с каждым километром отдалялся, делался чужим, а на чужое, как известно, грехи вешаются легко и быстро.
Москва, как всегда, водила за нос, обещала одно, делала - другое, а на этот раз и вовсе втянула в какую-то мистическую историю с исчезнувшим издательством. Я прекрасно помнил, как в прошлый раз вошел в третий подъезд одного из внутренних строений на Тверском, поднялся на второй этаж и, переговорив с секретаршей, прошел в кабинет к редактору. Тот благосклонно со мной побеседовал, пообещал быстренько все прочесть и, как ни странно, не соврал. В телефонном разговоре он отозвался о текстах положительно, торопил: приезжайте, подпишем договор, - но, когда я приехал и поднялся на тот же этаж, никакого издательства там не нашел. Соседние двери были заперты, лишь за одной обнаружился волосатый молодой человек, сидящий перед разобранным телевизором с паяльником в руках. Издательство? Нет здесь такого и, кажется, не было. Выше этажом располагалось общество инвалидов, которые также ни сном, ни духом не ведали про исчезнувших издателей; ниже, на складе парфюмерии, история повторилась. "Мистика... - думал я, инспектируя на всякий случай соседние строения. - Были - и вдруг испарились!"
В общем, если бы ко всему прочему не удалось выполнить поручение знакомого коммерсанта Валежина, можно было бы счесть поездку провальной. Провожая в Москву, коммерсант дал адрес клееночной фабрики, номер телефона, после чего проверил: так ли я все записал?
- Извини, - говорил он, - серьезное дело намечается: немцам хочу эту клеенку впарить!
- Да? - удивлялся я. - А я почему-то считал, мы только нефть продаем...