Месье Вилар пожалел, что не захватил им гостинца. Но он так издергался за эти два дня, что не удивился бы, даже если бы оставил дома свой чемоданчик.
— Значит, графиня и Лорин уже разрешились? Иначе бы вы сюда не пришли.
Она никогда не была простой пациенткой. Доктор вздохнул и сел на предложенный акушеркой стул.
В кафе мадам Арно он притащился к полуночи — под самый Новый год.
— Ну? — нетерпеливо спросила хозяйка, принимая у него шляпу.
Он кивнул.
Она поцокала языком, переглянулась с мадам Дюпре.
— Нет, вы только подумайте — дочь Жаклин Бушар — невеста дракона!
Никто доподлинно не знал, зачем дракону нужны молодые девушки, исправно поставляемые ему деревушкой Эстен каждые пятьдесят лет, но все предпочитали думать, что в исключительно матримониальных целях. Гастрономическая версия казалась совсем ужасной.
— И не говорите! — поддержала ее Сильвия Дюпре. — Куда катится мир! Не удивлюсь, если эта девчонка устроит то же, что и ее тетушка.
Они обсуждали ребенка, который родился всего час назад.
— Шампанского? — предложила Валери. Ей было неловко, и она попыталась вернуть общее настроение в праздничное русло.
Но на сей раз доктор ее не поддержал.
— Виски, — попросил он. — У вас есть виски?
Мадемуазель Легран посмотрела на него с удивлением, а мадам Арно едва не обиделась:
— Конечно, есть!
И лично принесла ему стопку.
Под полуночный бой часов дамы пили шампанское, а он — виски. Обменявшись поздравлениями и пожеланиями, вернулись к жаркой теме.
— А запястье? Вы посмотрели на ее запястье? — мадам Дюпре подергала доктора за рукав. — Там есть знак дракона?
Он отставил рюмку и кивнул. Потом нашел взглядом оставленную хозяйкой на стойке почти полную бутылку, из которой две минуты назад она ему наливала, и хмыкнул — виски им всем сейчас понадобится.
Они еще возмущались, удивлялись, ругали Жаклин. А он молчал, позволяя им выплеснуть обиду и разочарование. Мадам Арно остановилась первой.
— А почему вы молчите, Паскаль? Еще что-то случилось?
Он даже подумал, что стоит отложить эту новость хотя бы до утра. А то и вовсе не сообщать ее самому, дав возможность сделать это акушерке. Не сомневался, что к полудню деревушка уже будет гудеть, как растревоженный улей.
Но это было бы слишком жестоко по отношению к мадам Арно и мадам Дюпре — они привыкли узнавать новости первыми. И он затребовал еще виски. А когда получил, выпалил, не сводя взгляда с хозяйки:
— Там есть знак дракона. Только он не один!
— Не один? — не поняла мадам Арно. — Что вы такое говорите?
Он залпом осушил вторую стопку и пояснил:
— Там два дракона — по одному на каждой руке.
Валери ахнула, а мадам Дюпре затрясла седой головой:
— Вы шутите, доктор? Так не бывает! Так еще не было ни разу!
Он хотел возразить, что все когда-то бывает впервые, но это не требовалось — они уже осознали, что это правда. И уже пытались понять, чем грозит эта новость Эстену, Лангедоку и всей Франции.
Глава 1. Амели
Августовское солнце палило нещадно, но они ехали так быстро, что несущийся навстречу ветер делал жару почти незаметной. Ветер хлестал по щекам, превращал тщательно уложенные утром волосы в лохматое золотистое облако.
Но Амели не жаловалась. Она наслаждалась — и ветром, и дорогой, и настоящим кабриолетом. Она никогда прежде не была в Ницце, и только-только начавшееся путешествие уже приводило ее в восторг.
Лето, море, шикарный отель на берегу — что может быть лучше для того, чтобы расстаться с девственностью? В номере, конечно, будет много фруктов, а на кровати — шелковые простыни. А после того, как ЭТО случится, она набросит на себя кружевной пеньюар и выйдет на террасу с бокалом самого дорогого шампанского.
А потом, когда она вернется в Эстен, ей будет о чем рассказать подружкам. И толстухе Шанталь, что стала женщиной на пыльном чердаке еще в пятнадцать лет, и лучшей подружке Софи, сумевшей захомутать самого симпатичного парня деревни, в которого в школе она и сама была влюблена.
Амели вспомнила Жерара и хихикнула. И как она могла быть такой дурой? Неужели он, в самом деле, казался ей красавчиком? Она посмотрела на своего нынешнего спутника и удовлетворенно кивнула. Эрик — вот кто по-настоящему красив. Она скользнула взглядом по его точеному профилю, по выбивавшимся из полурастегнутой рубашки кудрявым волосам на груди, по крепким загорелым рукам, уверенно державшим руль.
С Эриком Марсо она познакомилась два месяца назад на концерте Мэтра Гимса и сразу влюбилась в него. Он попросил номер ее телефона, но позвонил только через неделю. Целая неделя томительного ожидания и сомнений! Зато потом они встречались почти каждый день — ходили в кино, гуляли по узким старинным улочкам и катались на теплоходах по Сене. И целовались, целовались, целовались.
Он оканчивал юридический факультет университета и готовился начать работу в компании своего отца. В отличие от нее, он родился в богатой семье. Квартира, занимающая целый этаж в доме на Елисейских полях, роскошная машина, поездки по всему миру — полный комплект. Ей это казалось волшебной сказкой. Хотя дома у него она еще не была — они пока не были парой в полном смысле этого слова. Они должны были ей стать сегодня в Ницце.
Было волнительно и чуточку тревожно. Будучи современной девушкой, она воспринимала интимные отношения между двумя любящими людьми как нечто само собой разумеющееся. Но внушенные с детства и прочно засевшие в мозгу представления о чувстве долга перед жителями деревни нет-нет да и терзали ее. Ха-ха — думать о чувстве долга в семнадцать лет!
«В семнадцать с половиной!» — мысленно поправила она сама себя.
Быть девственницей в семнадцать с половиной лет — глупо. Над ней даже собаки в Париже смеялись. Но сейчас она была рада, что сумела сохранить невинность — теперь она может подарить ее Эрику.
— Если хочешь, можем остановиться где-нибудь — купить кофе с пирожными, — Эрик повернулся к ней, и она, как обычно, утонула в его глазах.
Нет, она не хотела ни кофе, ни пирожных — она хотела увидеть море.
— Ты не жалеешь, что согласилась поехать? — он спрашивал не о море, а о том, что должно было случиться на шелковых простынях.
Она почувствовала, что краснеет. Она стеснялась своей неопытности.
— Ну, — подбодрил он, — выше нос! Ты, кажется, хотела рассказать мне о своих драконах.
Спустя три недели после знакомства он спросил, где она делала такие классные татуировки на запястьях. Они сидели в баре, пили крепкие коктейли, хорошо развязывающие языки, и разговаривали так откровенно, как еще никогда до этого.
Как раз тогда она и призналась ему, что это вовсе не татуировки, а отличительные знаки, которые у нее с рождения. Знаки, которыми в Эстене отмечаются невесты драконов.
От выпитого ей тогда стало плохо и, проблевавшись в туалете, говорить на серьезные темы уже не хотелось. Да Эрик и не настаивал — он, должно быть, принял это за пьяный бред хлебнувшей лишнего девицы.
Рассказывать о драконах чужим было запрещено — это правило впитывалось жителями Эстена с молоком матерей. Раньше говорили, что каждый, кто нарушал этот запрет, становился немым. Но то, что это не так, Амели поняла еще в семилетием возрасте, когда услышала, как перебравший пива булочник Жак трепался о девушках дракона перед парой туристов из Англии. И ничего — до сих пор говорит так, что трудно слово вклинить.
Да и не могла она не рассказать о главной тайне своей жизни тому, ради которого решила нарушить клятву. В конце концов, он должен знать, что спас ее от дракона. Если бы она не встретила его, то через пять месяцев — в день своего восемнадцатилетия, — она, как и десятки ее предшественниц, отправилась бы в пещеру, из которой никто еще не возвращался.
— Итак, — напомнил он, — раз в пятьдесят лет девушка из вашей деревни отправляется в горы к дракону.
Она кивнула.