Лишь только маленькая колючая песчинка, неведомо откуда возникшая в сердце, не давала полностью поддаться обаянию Волкова. С трудом разлепив губы, он почти прошептал:
— Я согласен.
— Великолепно! — довольная улыбка осветила лицо Волкова, он снял руку с плеча Николая и вернулся за стол. — Мы собираемся по воскресеньям. Где, я не могу вам сказать, место держится в тайне. Да и без меня вы туда все равно не доберетесь, — легкое самодовольство послышалось Николаю в этой фразе, немного подпортив впечатление от директора «Вартекса». — Договоримся встретиться послезавтра, в два часа, у станции метро «Автозаводская», у выхода к магазину «Книги». Знаете, где это? Хорошо.
Провожаемый улыбками, Николай оделся и покинул гостеприимный «Вартекс». Вышел на улицу, голова слегка кружилась, в мозгу мелькали отрывки из речей Волкова, легкая эйфория и уверенность в том, что все будет хорошо, дурманили сознание. Но песчинка продолжала тревожить сердце почти неощутимыми, но на фоне общего кайфа заметными уколами, не давая успокоиться совсем. Что конкретно его беспокоит, Николай понять не мог и, решив разобраться с этим потом, открыл зонт и зашлепал по лужам к остановке.
Глава 5. Огонь изнутри
Где сжигали себя
Добровольно, средь тьмы
Меж неверных, невидящих
Верные — мы.
К. Бальмонт
Он умирал, умирал медленно и мучительно. Смертельные объятия стужи сжимались все сильнее и сильнее. Тепло и жизнь уходили из тела с каждым выдохом, с каждым мгновением. Попытки добыть и сохранить тепло не давали результата. Как можно согреться, стоя нагим среди льдов, под ударами пронзительного, напоенного холодом, ветра. Ветер хлестал обнаженное тело вихрем колючих снежинок, выдувая остатки тепла. Постепенно холод добрался и до внутренностей. Никогда ранее он не испытывал ничего подобного — чувства того, что замерзает сердце. Острая боль разорвала грудь и наступила темнота…
Голод и жажда терзали нещадно. Пустыня вокруг была не песчаной, а каменистой, и солнце, стоящее в зените, не обжигало. Но здесь было сухо и пусто, ни капли воды, ни клочка зелени, нечего пить, нечего есть. Терзал же его настоящий, нутряной голод, который современный цивилизованный человек даже представить себе не может. Внутренности рычали и голодными волками кидались друг на друга. Язык шершавым сухим колтуном болтался во рту, который был столь иссушен, что больно было даже дышать. Ни капли слюны, ни мельчайшей частицы пота уже не мог произвести обезвоженный организм. Глаза и кожу неприятно жгло. Мягким хлопком обрушилась слабость и наступила темнота…
Пламя было везде, не давая ни единой возможности вырваться из огненного кольца. Стены пылали, пол начинал дымиться, подошвы жгло даже через подметки. Дым ел глаза, пот выступал на коже и мгновенно высыхал. Дышать было тяжело, каждый вдох вызывал судорогу в легких и резкий, сухой кашель. Любое движение в накаленном воздухе вызывало страшную боль на коже. В один миг пол перестал дымиться и вспыхнул весь целиком. Доски проломились, и он полетел прямо в пылающую бездну. Последнее, что он увидел, это собственные обугливающиеся руки, и наступила темнота…
Самым неприятным, на первый взгляд, было то, что он не мог двигаться. Веревка надежно удерживала его у дерева, особо была примотана к шершавому стволу даже голова. Лицо и тело были намазаны чем-то противно-липким, кожа слегка чесалась. От ног блестящая слюдой дорожка тянулась в глубь джунглей. Взглянул на дорожку и закричал, по липкому шоссе к нему бежали крупные красные муравьи, и их становилось все больше. Вскоре почувствовал, как невесомые лапки забегали по телу. Задергался, пытаясь вырваться — безрезультатно. Маленькие челюсти впились в мясо, намазанное липким соком.