Ну, в общем, я как заколдованная, еле переставляя по ледяному полу ноги, вхожу в комнату и непонимающими глазами смотрю на такой вот странный... обряд, что ли... Джессика – ее всю заливает этот колдовской свет, и, однако же, там темно – в том углу, где она стоит – наискосок от кроватки Лу – так вот, Джессика простирает к моей дочери руки и словно исполняет что-то похожее на... на тот танец, который девочки танцуют, когда играют со своими куклами в соснах... Ну, странный такой, словно эльфы пляшут... И Лу вторит ей, пританцовывает, стоя на койке, протянув руки к Джессике, и подпевает ей... Точнее, они обе каким-то речитативом подпевают друг другу и это... И к этому добавляется еще музыка... Может быть, кажущаяся... Иллюзия музыки...
А потом я замечаю или мне начинает казаться... что они не просто танцуют, не просто, вытянувшись в ниточку, странно раскачиваются и подпрыгивают, а как будто висят в пространстве лишь кончиками пальцев ног, касаясь опоры... И лица их...
А потом я делаю шаг вперед – и начинается какая-то чертовщина...
– Вы можете рассказать поподробнее об этой... чертовщине? —
– Это... это очень трудно... Нет... А потом я ничего не помню. Не помню ничего, что было потом...
Несколько минут мы молчали.
– Пожалуй, на сегодня хватит, – сказал доктор Горфилд, успокаивающе пожал мне руку у запястья, сел за стол и выписал небольшой рецепт.
– Это валиум, – сказал он. – Совсем немного. И немного других снадобий – более современных. Отдохните. И обязательно приходите на следующий прием. Мы только в начале пути.
* * *
Я совсем не ожидала, что Джессика напомнит мне о себе еще и там, где я в глубине души рассчитывала отдохнуть от размышлений о ней. Напомнит о себе с далеких небес устами Би-Ай. На сеансе связи. По правде говоря, эти, великодушно предоставленные семьям экипажа отрезки дорого оплаченного налогоплательщиками времени, были к этому времени скорее уже сеансами ожидания. Ожидания того, когда наступит день и час, назначенный тебе на станции космической связи, ожидания того, когда техники сладят с непредвиденно возникшими помехами, ожидания того, когда доберутся до Орбитера и пустятся в обратный путь такие неторопливые радиоволны...
Эти, все нараставшие минуты задержки и, потихоньку бравшие свое помехи, мало-помалу доносили до моего сознания ту простую истину, что Би-Ай не просто в очередной раз подался читать лекции на Западное побережье, и что теперь в радиусе уже более миллиона миль только одно родное существо нуждается в том, чтобы вовремя хлопала дверь, и Тамара входила в этот все еще чужой для нас с дочкой дом...
Вот и в тот раз, когда я наконец решила поделиться с Би-Ай своей накопившейся тревогой, мне пришлось долго, словно сумасшедшей, говорить свое перед экраном, на котором он так же, в слепую, говорил и говорил свое... Наконец, мой сбивчивый рассказ о покупке Джессики достиг его ушей.
– Знаешь, – наконец Би-Ай поморщился и снова сосредоточил взгляд на мне, точнее – на экране монитора – там, за миллионы миль... – я не очень в восторге от этой твоей идеи... Я понимаю – девочка оторвана от старых друзей, попала в новую среду... чуждую... скучает, но... Ей лучше побольше бывать на свежем воздухе... – тут он машинально обвел взглядом тот, плохо мне видимый, но, конечно, весьма скромный объем, в котором находился сам. – Может быть, летом надо было ее определить в лагерь скаутов... А потом она бы приехала прямо к нам без всех этих травм, связанных с переселением... А эти выдумки Моддарда лучше бы не испытывать на собственном ребенке...
– Какого еще Моддарда? Джессика – это ведь разработка «Ультимэйт Нолидж», – почему-то обеспокоенно спросила я.
Но диалог уже не получался.