— Что именно ты недопонял, когда я сказал тебе отъебаться от меня? — шипит он, и ты впервые замечаешь схожесть с его кличкой. Действительно похож на бродячего побитого улицей блохастого кота, который никого к себе не подпускает и при любом твоем резком движении встает на дыбы, готовясь кинуться. Этакий взъерошенный комок чистой ненависти ко всему миру, сплетенный из грязи, всклокоченной шерсти и лишая. Не тот котик, фотографии которых публикуют в интернете с умилительными подписями. А тот, к которому нормальный человек притрагиваться не захочет даже за деньги.
— Всё было понятно.
— И хули ты опять здесь?
— Не знаю, — признаешься ты честно. — Видимо, ты был не слишком убедителен.
— Ебало тебе набить, чтобы все уяснил? — Ты чувствуешь, что он не блефует. Какова бы ни была причина его дурного настроения, он не против слить его на тебя.
— Попробовать можно, но не уверен, что поможет, — с обреченностью в голосе бормочешь ты. Мудила вновь тяжело вздыхает. Вздыхает так, будто все тягости бытия опустились на его плечи. Затем поднимается с качелей, потягивается и выдаёт:
— Пива хочу, — и устремляет взгляд в твою сторону.
— И?
— Купи. — Говорят, наглость — второе счастье. Мудила — её воплощение.
— С чего бы это? — тем не менее не торопишься ты исполнять пожелание.
— С того, что у меня день рождения, — заявляет он.
— Врешь.
— Паспорт показать? — усмехается он.
— Покажи, — не отказываешься ты от предложения. Заодно и имя его узнаешь.
— Рыло треснет, — фыркает он, прячет руки в карманы широкой куртки и направляется в сторону магазина.
— Эй, — окликаешь ты его, торопливо поднимаясь и следуя за парнем. — Я куплю, — знаешь, что позже будешь ненавидеть себя за слабоволие, но разве можно ему отказать? Или точнее… Разве ты Хочешь ему отказывать?
— А на тачке прокатиться дашь? — почувствовав твою слабину, повышает ставки Мудила.
— Права есть? — уточняешь ты.
— Нет. Но водить умею.
— Тогда не дам.
— А были бы права, дал бы?
«Дал бы?» застывает в воздухе. На языке тут же начинает вертеться похабная шуточка, но ты её с усилием проглатываешь.
— Может быть, — пожимаешь ты плечами.
— Нельзя же быть настолько доверчивым, — цокает он языком. — Честное слово, сколько тебе? Сорок? А всё как тупой подросток.
— Мне вообще-то двадцать девять, — хмуришься ты.
— Двадцать девять, сорок — один хуй, старый, — выдает вердикт Мудила.
Вот же… МУДИЛА-ТО, А!
Тихо психуешь, продолжая следовать за человеком, явно не ознакомленным со словосочетанием «границы дозволенного». Злишься, но идешь. Не уходишь. Не проходишь мимо. Следуешь за ним, как наркоман за дозой. Как пес за хозяином. Безвольно. Безропотно.
Паршиво.
«Серега, — в который раз просыпается внутренний голос, — и что же это за ёб твою мать?» — спрашивает он тебя. Ты бы и сам желал знать ответ на этот вопрос.
Через десять минут протягиваешь Мудиле несколько бутылок «Балтики». Твое предложение купить что-то получше категорично отметается с пафосным: «Я ж не с серебряной ложкой в жопе». Вообще-то и в своей заднице ты никаких ложек пока не находил, ни серебряных, ни деревянных, что не мешает тебе пить хорошее пиво. Но раз именинник требует…
— Точно покататься не дашь? — спрашивает Мудила во второй раз, косясь на твою машину, а затем делая большой глоток из бутылки.
— Вот теперь Точно, — вздыхаешь ты, поражаясь его беспечности. И что только у этого парня творится в голове?
Губа его действительно разбита. Теперь при свете фонаря ты можешь отчетливо разглядеть ссадину и наливающийся синяк. Еще одна ссадина обнаруживается на виске. На костяшках обозначаются свежие раны. А он пьет пиво с таким видом, будто утром его назначили президентом Вселенной, а не поколотили «друзья».
— Зануда, — морщится он.
— Но могу покатать, — добавляешь ты.
— Я тебе че тёлка, чтоб меня катали, — искренне возмущается он.
— Мне почему-то казалось, что на машине может кататься каждый и половая принадлежность здесь ни при чём, — пожимаешь ты плечами.
— Рад за тебя, — щурится он, и ты не понимаешь, насмехается он над тобой или злится. — Ладно, я домой. Не иди за мной, — бросает он и нежно обняв неоткрытую бутылку пива направляется в глубь двора.
«Кого-то сейчас поимели. Не буду показывать пальцем, но…»
Набираешь в легкие побольше холодного ноябрьского воздуха, резко выдыхаешь, выпуская клуб белого пара, а затем берешь себя в руки. Хочется психануть. Сорваться на крик. Сломать что-нибудь. Но ты молча садишься за руль, заводишь машину и ждешь, когда она прогреется. Со стороны ты выглядишь абсолютно спокойным. На самом же деле ты будто находишься в эмоциональной прострации. Чувствуешь себя выпотрошенным, хотя объяснить причины оного не можешь.
Только сейчас замечаешь, насколько замерз, пока «прогуливался» с Мудилой. Включаешь печку, и почти тут же подскакиваешь на месте, так как передняя пассажирская дверь резко распахивается, чуть не доведя тебя этим до инфаркта. Мудила плюхается на сиденье, захлопывает дверь и присасывается к бутылке.
— Чего? — вопросительно отвечает он на твой недоуменный взгляд.
— Я думал, ты ушел, — признаешься ты, разглядывая новый наряд парня. Говорящая татуировка на лбу теперь скрыта кепкой, на которой написано «Пиздец». Ты сидишь и размышляешь, можно ли это расценивать знаком свыше? То есть сперва он просто был Мудаком, а теперь станет для тебя кромешным пиздецом? Так получается?
Драные джинсы заменили черные спортивные брюки с тремя полосками по бокам. Конечно, дешёвая подделка. Но если Мудила пытается строить из себя классического гопника из анекдотов, у него хорошо получается. На фоне тебя, разодетого в строгий костюм, белоснежную рубашку и шелковый галстук, он выглядит ширпотребом. Красивым, безусловно, но ширпотребом.
— Ушел, — соглашается он. — Но я же не говорил, что не вернусь, — замечает Мудила.
— То, что вернешься, ты тоже не говорил, — парируешь ты.
— А я люблю интригу, — смеётся парень, то и дело прикладываясь к бутылке.
— Все-таки решил побыть девушкой? — решаешь ты его подколоть.
— Почему бы и нет, — он даже не думает обидеться. — Тёлкой быть круто. Мужиком не очень.
— Да, перспектив масса. Например, вокруг ходят мудаки, которые называют тебя тёлкой. Меня бы бесило. А тебя?
— А мне похуй. Хоть табуреткой, — отмахивается он, но замечая твой скептический взгляд, наигранно тяжело вздыхает. — Ебать тебя, Люся, давай без придирок к словам. Меня это бесит. Окей, признаю, я тупое быдлятское хамло. Доволен? Короче, девкам проще.
— Проще? — Ты пытаешься найти хоть одну причину, из-за которой Мудила мог прийти к таким выводам. Не выходит. — По-моему сейчас никому просто не живется.
— Ой, да ла-а-адно! Нашла себе крутого мужика и живи в своё удовольствие, — кидает он, явно не подумав. И тут тебя прорывает. Ты начинаешь смеяться, как больной. Хохочешь, пока на глазах не выступают слёзы.
— Так и ты же… — выдавливаешь ты, пытаясь справиться со смехом. — Ты же тоже нашел себе крутого мужика, — уже стонешь ты. — Только рожу воротишь.
— Ой, иди нахуй, — беззлобно бросает он. — Нехуёвое у тебя самомнение, — добавляет, привычно щурясь.
— Против фактов не попрёшь, — чувствуешь, как твое самоощущение впервые за всё то время, что ты находишься рядом с Мудилой, приходит в норму. — Куда поедем? — Ты уверен, что четкого ответа не услышишь, но всё равно спрашиваешь. Хорошо бы, если бы им оказалось: «К тебе» — но…
— Не знаю, — пожимает Мудила плечами. — Куда-нибудь. Просто так.
Киваешь, в голове выстраивая долгий маршрут через весь город с выездом на трассу, чтобы в случае чего он не ушёл от тебя раньше, чем ты в достатке насладишься его обществом. Хотя в том, сможешь ли ты ощутить этот «достаток», ты сам же и сомневаешься.
Мелкий дождь усеивает лобовое стекло тысячами блестящих в свете фонарей капель. Дворники периодически счищают их, но те мгновенно появляются вновь. Вы колесите по улицам города, который и не думает уходить на покой после захода солнца. Жизнь кипит. Рекламные ролики вспыхивают яркими пятнами с больших экранов, сливаясь в ядовитые кляксы. Магазинные вывески подсвечиваются неоном и гирляндами. Еще только ноябрь, но люди уже начинают готовиться к Новому году.