Будучи выходцем из небольшого провинциального городка, я, как и любой другой наивный мальчишка, грезящий путешествиями, всегда мечтал отправиться покорять большой город. Я был уверен, что это превратится в грандиозное приключение, которое, несомненно, было обречено завершиться моим головокружительным успехом и возвращением домой в роли важной птицы. И все горожане обязательно сбежались бы посмотреть на меня, разинув рты и тихо перешептываясь о том, каким я был болезненным мальчиком в детстве и каким при этом вырос мужчиной. Настоящим мужчиной.
– Эй, настоящий мужчина! – с иронией в голосе окликнула меня хозяйка – грузная женщина в потертом переднике, края которого размахрились и слиплись. Её утробный голос всегда моментально приводил меня в чувство, возвращая с небес на землю. – Ты еще долго? Сколько можно вкручивать светлячков?! – возмущалась она, уперев руки в бока.
Как вы можете заметить, сейчас я нахожусь на полпути к становлению настоящим мужчиной. И момент величия наверняка ждет меня где-то там, впереди. Ну а пока… а пока я сделал первый шаг к исполнению своей мечты, переехав из провинциального городка в большой мегаполис, что находился «по соседству». Изначальным планом было поступление в какой-нибудь геноинженерный университет, которых в наше время пруд пруди, вот только на бюджет меня так никто и не взял, а на платное обучение средств не нашлось. Пришлось мне устроиться продавцом в небольшой генотехнический магазинчик, снять самую дешевую комнатушку в том же доме, где и работал, и сесть за учебники в надежде поступить в университет на следующий год. Правда, за месяц, что я обитаю здесь, учебники я ни разу так и не открыл, зато починил кран – трижды, настроил психорадио в комнате хозяйки квартиры, а прямо сейчас менял светодиодных светлячков в ванной.
– Ну?! – не оставляла меня в покое хозяйка, нервно постукивая ногой по полу. – Долго еще?
– Я почти… - выдохнул я, балансируя на краю ванной и из последних сил вытягиваясь к высокому потолку. По-хорошему, мне бы прямо сейчас не помешала стремянка, но у хозяйки ее не было. Зато был я.
– Почти, – простонал я, ввинчивая последний светодиод в потолок. – Почти! – воскликнул я, торжествуя за секунду до того, как потерять равновесие и с воплем рухнуть задницей прямо в раковину, что располагалась рядом с ванной. Раковина заскрипела и еще через мгновение развалилась подо мной на куски.
– За новую заплатишь из своего кармана, – удовлетворённо сообщила хозяйка, явно давно желавшая поменять данное приспособление, но все не находившая повода повесить это на одного из жителей ее квартиры. А я, как обычно, попался на ее уловку и сделал именно то, чего женщина так желала.
– У меня нет денег, – пробормотал я, неуклюже выбираясь из останков раковины.
– Так найди, – фыркнула та, даже не думая о том, чтобы сжалиться надо мной. – И чем скорее ты это сделаешь, тем лучше, – заявила она непреклонным тоном.
– Чем скорее, тем лучше, – вяло кивнул я, удрученный случившимся. – Тогда, если вы не против, я поспешу на работу, – выдохнул я, мрачно пятясь в сторону входной двери.
– Да-да, многочисленных продаж! – пожелала мне алчущая новой раковины хозяйка.
Многочисленных продаж, ага, как же. Ко мне в магазин заглядывали не больше двух посетителей за день. Слишком яростная конкуренция царила на нашей улице. Только через дорогу располагалось еще два подобных моему магазинчика. Через стеклянные витрины мы постоянно переглядывались с другими продавцами, мысленно бросая друг другу вызов, но обычно ничего этим не добиваясь. Кроме того, куда интереснее для меня казался магазинчик, зажатый между двумя конкурентами. «Воспопрокат» значилось на когда-то яркой, но потускневшей от времени вывеске. Поход в это место был для меня чуть ли не мечтой всей жизни! Помню, еще ребенком я как-то раз залез в сад к самому богатому человеку нашего замшелого городишки. Я хотел своровать пару яблок, но увидел открытое окно, и любопытство взяло свое. Заглянув внутрь комнаты, в которую вело окно, я увидел хозяина дома, который, казалось, взирал на сад прямо сквозь меня. Ох, и перепугался я тогда. Уже представил, как он хватает меня за руку, тащит к родителям и жалуется им, что их чадо – гнусный яблочный вор. Вот только мои страхи не оправдали себя. Да, хозяин сада продолжал смотреть на меня, но взгляд его был стеклянным. Тогда я впервые столкнулся с так называемой ловлей воспоминаний. Видеть нечто, что когда-то пережили другие люди – разве это не удивительно? Взбудораженный подобной перспективой, я в буквальном смысле зациклился на воспоминаниях, желая во что бы то ни стало прочувствовать это на себе. В подростковом возрасте я исполнил свою мечту и впервые поймал чужие воспоминания. Они принадлежали продавцу рыбы. Помню, как в нос ударил сильный запах морских обитателей, помню пронизывающий бриз, который я никогда не смог бы ощутить в реальности, так как о море знал лишь из книг, помню, какими липкими были мои руки. Не лучшее первое чужое воспоминание, но я тогда ощутил такой неописуемый восторг, что окончательно и бесповоротно превратился в воспоминомана. А быть таковым в маленьком городишке, который гордился местной булочной, а по пятницам устраивал городские танцы, где тебе грозило провести пару белых танцев с бабулями ста лет… В общем, выбор воспоминаний был слишком скуден. В основном, они принадлежали продавцам, парикмахерам да рыбакам. Но то, что таилось в воспопрокате мегаполиса, не на шутку будоражило мое воображение. И целый месяц я откладывал крупица за крупицей, чтобы зайти туда и взять несколько интересующих меня воспоминаний. Теперь было бы резоннее отложить эти деньги на раковину, но я никогда продуманностью не отличался и не планировал отличаться ей и дальше. Более того, именно сегодня я собирался, наконец, посетить Воспопрокат и никакая раковина не помешала бы мне в этом!
«Сегодня вечером я наконец-то поймаю чье-нибудь воспоминание!» – подстегивал я себя, нетерпеливо шатаясь мимо генотехники, убирая их лотки или подкармливая любимчиков.
– Фр-р-р! – отреагировал на мое прикосновение кототостер и монотонно замурчал, прожаривая хлеб, что я в него кинул пару минут назад.
– Смотри не сожги мой завтрак и на этот раз! – шутливо пригрозил я ему, поглаживая мягкую шерсть у основания. Кототостер замурчал пуще прежнего, наполнив весь магазин металлическим дребезжанием. Почти тут же его поддержал пылепёс, начав кататься по любимому коврику взад-вперед и вычищая из него пыль. Каждый в этом магазине ждал своего хозяина, желая быть ему максимально полезным. Жаль, люди по ту сторону витрины, избалованные и перегруженные мышетелефонами, змеепланшетами и тараканофлешками, поглядывали на выставленный товар со скучающим видом и проходили мимо. И сколько бы пылепёс ни метался по коврику, а кототостер ни жарил хлеб, едва ли они казались людям особенно интересными. Некоторые товары в этом магазинчике уже давно дожили до преклонного возраста и работали через раз, то кашляя, то хрипя, то отказываясь от еды или прудя прямо под себя. Смотря на них, мне становилось нестерпимо горько. Каково это – прожить всю жизнь в маленьком магазинчике, смотря на окружающий мир сквозь толстые стекла витрины и ожидая единственного, кто никогда не придет за тобой? Многие люди страдали от этого, что уж говорить о геноинженерных детищах. Именно по этой причине я периодически стаскивал с полки одного из технических «мастодонтов» и потихоньку, втайне от хозяина магазина, выгуливал то одного, то другого представителя новейшей и не очень геноинженерии.
На сегодняшнем обеденном перерыве я решил выгулять утюгопаука. Лишь мангусточасы пропищали полдень, как я тут же спрятался в подсобке, сменил рабочие тапочки на уличные, поправил подвернутые выше щиколоток узкие джинсы и разгладил мятую рабочую полосатую рубашку, в которой больше походил на футбольного судью, чем на продавца. Магазин мой назывался Зебромаркетом, поэтому вывеска, касса и моя форма были полосатыми. Даже в моих черных волосах теперь красовались белые полоски – это было одним из важнейших условий, при котором брали на работу, так что мне пришлось выкрасить пару полос на выстриженных висках и несколько прядей в челке, что падала мне на глаза. Хозяин еще хотел, чтобы я на один из двух своих карих глаз напяливал белую линзу, дабы и здесь все было разноцветное. Но линзы я не любил и поэтому обычно надевал украшение для глаз только к приходу хозяина.