- “Север” на связи, - отреагировала я и, чихнув, отправила кораблю координаты и автоматически рассчитанную траекторию. - Выделена ячейка 4А.
Господин Брингейль к этому моменту уже выбегал в коридор, экстренно вызывая ремонтную бригаду и единственную на весь космопорт медсестру, но я все-таки успела крикнуть ему вслед:
- Корабль хелльский, им для ремонта может понадобиться маг!
…которого, естественно, в штате не было. Иначе я бы сюда ни за что не пошла работать.
Начальник смены машинально кивнул и скрылся за дверью, а я повернулась к мониторам и увидела, что данные почему-то никуда не ушли. В наушниках царила драматическая тишина. В рабочих сенсорах - тоже, и я не знала, радоваться мне или грустить по этому поводу. Но дальнейшие действия, по счастью, четко определялись инструкцией, и я потянулась к тумблерам подсветки.
Сначала - вспышки огней ячейки: сигнал для всех немедленно освободить посадочную площадку. Вряд ли в Белую Ночь кто-то ошивался вне здания, но техника безопасности есть техника безопасности. Потом - зеленые вспышки, постепенно переходящие в постоянный свет вокруг выделенной ячейки.
Только выдав все положенные сигналы, я полезла в ящик стола и вытащила оттуда антигистаминные таблетки и припрятанный на всякий пожарный носовой платок.
Тут-то все и случилось.
Концентрация магии в окружающем воздухе резко подскочила до такой степени, что у меня заслезились глаза и стало тяжело дышать. Болотные огоньки будто стали ярче, и вдруг построились над топью в ровный прямоугольник.
Зеленый.
Мне очень хотелось выругаться, но я ограничилась тем, что закинула в себя две таблетки и бросилась к переносному прожектору, чтобы выдать серию красных вспышек на болотную поверхность. А потом наконец подняла голову, выискивая взглядом заходящий на посадку корабль, и все-таки помянула его мать. Бинокль остался на столе, но я и без него могла сказать, что чертов звездолет несется по прямой, как метеорит, сжигая обшивку. А я не могу даже посмотреть, целы ли у него маневровые двигатели и можно ли еще хоть как-то скорректировать траекторию и скорость!
Вот поэтому-то диспетчеры никогда не должны работать в одиночку. И начальники смены, и мои коллеги не раз повторяли эту простую истину директору, но тот только разводил руками. Космопорт и так не окупался. Чудо, что его не закрыли до сих пор. Владелец все надеялся на научный городок, но разбившийся в ясную ночь хелльский звездолет наверняка перевесит любые светлые ожидания.
Прожектор в моих руках подозрительно запах жженым пластиком. Им не пользовались уже года два, и, хотя очередную поверку он благополучно прошел, до следующей рисковал не дожить.
Я огляделась. Как назло, несмотря на нагромождение мониторов, системных блоков, рабочих столов и вышек-симуляторов, подпереть прожектор было нечем, а вся команда наверняка уже собралась внизу, готовясь выехать на подмогу пострадавшему кораблю.
- Есть свободные руки? - больше от безнадежности поинтересовалась я у микрофона внутренней связи.
- Сейчас будут! - неожиданно обнадежил меня кто-то и ушел с линии.
Но все равно опоздал.
Это была самая обычная “ласточка” - маленький кораблик, рассчитанный на десять человек экипажа и груз не более шестисот килограмм. На Хелле их особенно любили: если демонтировать один из двух хвостовых двигателей, заменив его пустотелым муляжом, то в него влезет еще с центнер контрабанды. А нехватку тяги легко подкорректировать соответствующим заклинанием - что, судя по моему беспрерывному чиханию, и было сделано.
Изоляционное стекло вышки задрожало, как покосившееся домашнее окошко в грозу. “Ласточку” уже было видно без бинокля - равно как и то, что маленький кораблик совершенно неуправляем. Пилот наверняка тоже понял, что сейчас разобьется, но поделать ничего не мог.
Скорость была такая, что место приземления никакого значения уже не имело. В нормальных условиях никто не заходит на посадку по прямой. Аэродинамически совершенные “ласточки” - тем более.
Куда бы она сейчас ни нацелилась, все равно воткнется носом. Разве что в случае выделенной ячейки смерть будет гарантированно мгновенной для всех внутри корабля. Да и космопорт тряхнет неслабо.
Я вдруг осознала, что торчу на верхнем этаже самого неустойчивого сооружения на много километров окрест, но даже испугаться толком не успела.
Уже поняла, что “ласточка” падает прямиком в болото. Туда, где пару минут назад горел зеленый прямоугольник с мерцающей красной точкой в центре.
А я - торчу на верхнем этаже самого высокого сооружения на много километров окрест.
- Какого черта творится?! Ли… Кейли?!
Рон, младший авиамеханик в бригаде, начал возмущаться еще в коридоре, но я его и так услышала. Наушники перекосились, а дверь господин Брингейль впопыхах не закрыл до конца.
Правда, ничего утешительного я сообщить не могла.
- Чтоб я знала! - рявкнула я, не опуская прожектор.
Понимала, что траекторию корабля уже не выправить, но все равно сигналила. Вдруг у них на борту все-таки есть маг, которому сейчас навешают люлей, и он все-таки уведет “ласточку” хотя бы подальше от топи?..
- Ты чего ревешь? - замявшись, спросил Рон.
- Аллергия! - лаконично отозвалась я. - На пол!
- Что? - окончательно растерялся авиамеханик.
Личный пример оказался куда более наглядным, и самого приземления (приболотнения?) “ласточки” мы не увидели, распластавшись по полу вышки и закрывая руками голову.
Зато в полной мере оценили непередаваемую какофонию из свиста, грохота, отчаянного дребезжания стекол и сочного финального чавканья, прорвавшегося даже сюда. А потом вдруг воцарилась такая тишина, что стало слышно, как поскрипывает раскачавшаяся вышка.
- Хорошо, - испуганно выдохнула я. - Если бы у них все двигатели были на месте, небось еще и взорвались бы…
Рон наградил мой оптимизм парой эпитетов и осторожно поднялся на ноги.
Остекление, как ни странно, уцелело, и сквозь антибликовый слой пылающий раздвоенный хвост “ласточки”, торчащий из топи, предстал во всей красе.
Глава 2. Второй вариант
…любопытство сгубило кошку, но, удовлетворив его, она воскресла!
Джок вынырнул из-за монитора и задумчиво поскреб подбородок, выставив челюсть вперед. Растрепанная бородка воинственно встопорщилась, придавая ему донельзя комичный вид.
- Все с твоим лидаром в порядке, - постановил он, с сомнением поглядывая на сплетение проводов за монитором и полуразобранный системный блок.
- А почему он тогда “ласточку” не засек? - поинтересовалась я.
Системный инженер развел руками.
- Электронная диагностика ошибок не выявила, я тоже ничего криминального не нашел, - сказал он и тут же добавил: - И нет, система электронной диагностики тоже в норме! Может, “ласточка” была в режиме “стэлс”?
- Тогда изобретателю этого режима пора срочно патентовать свое детище, - заметила я. - Она же рухнула у нас под носом!
Джок обернулся. Сквозь панорамное остекление вышки вид на обломки звездолета открывался незабываемый.
Вытащить его из болота не смогли: в космопорте, конечно, был эвакуатор, но только наземный, и, чтобы забрать “ласточку” ему пришлось бы преодолеть несколько километров по болоту, где дороги отсутствовали в принципе. Теперь кораблик уходил в топь по десять сантиметров за час, и на его спешно потушенном хвосте гроздьями висели спасатели. Они пытались пробиться внутрь в надежде, что выжил хоть кто-то, хотя и сходились во мнении, что для этого нужно было родиться в шелковой рубашке, расшитой золотой нитью и самоцветами.
Журналисты ухитрились опередить спасателей на четверть часа и теперь стервятниками кружили вокруг места катастрофы, то и дело втихую проныривая за ограждение. Двоих уже пришлось вытаскивать из бочагов, но исследовательский пыл это ничуть не охладило. Их более осторожные коллеги пытались пробиться в КДП, но господин Брингейль стоял намертво. Я была ему чертовски благодарна.