За ним потащились и мы, хотя меня жутко пучило и к горлу подступало жгуче-горькое. Надо бы попросить у Давида таблеточку, но как это сделаешь…
А сейчас получит свое Петр.
– Все вы соблазнитесь о мне в эту ночь, ибо написано: поражу пастыря, и рассеются овцы стада… По воскресении же Моем предварю вас в Галилее, – сказал Иисус.
Петр торопливо выступил вперед и заявил:
– Если и все соблазнятся о тебе, я никогда не соблазнюсь.
– Истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от меня.
– Хотя бы надлежало мне и умереть с тобою, не отрекусь от тебя! – повторил Петр, вслед за ним загалдели и остальные.
Я стоял, скрючившись, и прикидывал, говорит это Петр потому, что так написано в Евангелии, или же затем, чтобы отвести от себя подозрения в работе на АК? Скорее второе, вряд ли агент АК будет следовать писанию. Совсем я запутался, вот что… Когда если и буду писать отчет, придется ведь голову поломать.
В Гефсиманский сад меня не взяли, как и следовало ожидать. Давид Мейер был последователен. Перед уходом он подозвал меня и сказал шепотом:
– Сейчас все зависит от тебя, Олег. Я буду ждать. Кстати, я тут вспомнил твою фамилию, – тебе не приходилось играть в футбол? За клубы высшей лиги?
– Да, в основном составе «Архангела Гавриила», но всего два сезона. Мне было девятнадцать…
– Точно! Я помню, как вы разделали «Боруссию»! Тебя еще удалили на предпоследней минуте.
– Судья придрался, я защитника не трогал! – вскинулся я.
– А никто и не спорит, – согласно поднял руки Иисус. – Короче, мир тесен… Я на восточной трибуне сидел. Ну, давай, я пошел.
– Ни пуха, – пожелал я.
Уладив кое-как желудочно-кишечные проблемы и напившись воды, чтобы унять изжогу, я заторопился в условленное место, где уже ждали меня стражники Каиафы.
– Что-то ты долго, – проворчал толстяк первосвященник.
Опергруппу он собрал приличную, одних бойцов человек тридцать да еще десятка два чиновного люда.
– Я ждал, почтенный Каиафа, пока Иисус удалится с учениками в Гефсиманский сад, – пояснил я.
– И сколько их с ним? – спросил сотник. – Кто представляет наибольшую опасность?
Сразу видно профессионала. Я проникся невольным уважением к этому ветерану, покрытому рублеными и резаными шрамами, и доложил:
– С ним трое, из которых только Петр, он же Симон, имеет при себе меч и хорошо им владеет. Скажу также, что и с голыми руками он может одолеть нескольких солдат.
– Это я уже добавил от себя, но лучше пересолить – вряд ли АК направил сюда человека, не снабдив его хотя бы базовыми знаниями рукопашного боя.
– Каков условный знак?
– Кого я поцелую, тот и есть Иисус, тотчас хватайте его.
– А без этого нельзя? – поморщился сотник. – Мужики же…
– Пускай целует, – сказал нетерпеливый Каиафа. – Пойдемте, что ли, а то что-то прохладно становится.
Гефсиманский сад был мал и запущен, потому Иисуса-Давида мы нашли сразу – в компании троих апостолов он любовался звездами. Я бросился к нему, проскочив мимо растопырившего руки Петра, и завопил:
– Радуйся, Равви!
И чмокнул его в щетинистую щеку.
– Друг, для чего ты пришел? – с деланым удивлением спросил Давид, но его уже скрутили стражники.
Петр оказался дураком и фанатиком. Выхватив меч, он бросился на охрану и с первого удара отрубил одному из рабов ухо. Часть тела, бешено вертясь и разбрызгивая кровь, улетела куда-то в заросли, а раб уселся прямо в пыль и завопил.
– Так их! Давай, давай! – заорал Иаков, прячась за брата. По тексту далее следовала реплика Иисуса, и он тут же ее выдал:
– Возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут! Или думаешь, что я не могу теперь умолить отца моего? И он представит мне более нежели двенадцать легионов ангелов.