— В Хаусе? [сокращенное название одного из колледжей (Крайстс-колледж) Кембриджского университета]
— Да.
— Я сообщил полковнику Дэйнтри, — сказал Томлинсон, — что в секторе Шесть-А только вы и Дэвис имеете доступ к телеграммам под грифом «совершенно секретно».
— Если в нашем секторе вообще что-то можно назвать «совершенно секретным». Но, конечно, Уотсон тоже их видит.
— Дэвис… он окончил университет в Рединге, так ведь? — спросил Дэйнтри с еле уловимым оттенком презрения.
— Я вижу, вы хорошо подготовились.
— Собственно, я только что беседовал с самим Дэвисом.
— Так вот почему он вернулся с обеда на десять минут позже.
Дэйнтри выдавил из себя вымученную улыбку — словно раздвинул края кровоточащей раны. У него были очень яркие губы, и они еле-еле приоткрывались в уголках.
— С Дэвисом я беседовал о вас, — сказал он, — а с вами побеседую о Дэвисе. Проверка в открытую. Вы уж извините новую метлу: мне все-таки надо знать, за какую веревочку дергать, — добавил он, немного переусердствовав с метафорами. — Правила есть правила — при всем нашем доверии к вам обоим, конечно. Кстати, Дэвис не предупредил вас?
— Нет. Но с какой стати вы станете верить мне? Мы ведь можем быть в сговоре.
Рана снова слегка приоткрылась и напрочь закрылась.
— Насколько я понимаю, политически Дэвис слегка склоняется влево. Это верно?
— Он член лейбористской партии. Я полагаю, он сам вам это сказал.
— Тут, конечно, нет ничего дурного, — сказал Дэйнтри. — А вы?..
— Я политикой не нанимаюсь. Я полагаю, Дэвис вам и это сказал.
— А я полагаю, что вы все же иногда голосуете на выборах?
— По-моему, я ни разу не голосовал со времен войны. Проблемы нынче часто кажутся… ну, в общем, на уровне приходских интересов.
— Любопытная точка зрения, — с явным неодобрением заметил Дэйнтри.
Кэсл понял, что на этот раз зря сказал правду, однако — за исключением действительно важных случаев — он всегда предпочитал держаться правды. Правда ведь поддается проверке. Дэйнтри взглянул на часы.
— Я не задержу вас надолго. Надо успеть на поезд, который отходит с Кингс-Кросс.
— Отправляетесь на уик-энд пострелять дичь?
— Да. Как вы узнали?
— Интуиция, — сказал Кэсл и снова пожалел, что так сказал. Всегда спокойнее не высовываться. Порою — и с каждым годом все чаще — ему хотелось стать стопроцентным конформистом, подобно тому как человеку иного склада хочется перевернуть мир, выступив в палате лордов.
— Вы, видимо, заметили у двери мое ружье в футляре?
— Да, — сказал Кэсл, хотя увидел его только теперь, — это и навело меня на мысль. — И с радостью отметил, что Дэйнтри явно успокоился.
— Эта наша беседа, как вы понимаете, не вызвана какими-то претензиями к вам лично, — пояснил Дэйнтри. — Обычная очередная проверка. У нас столько всяких правил, что некоторые из них порой забываются. Такова человеческая натура. К примеру, правило, запрещающее выносить служебные материалы…
Он многозначительно посмотрел на чемоданчик Кэсла. Офицер и джентльмен тут же открыл бы его, сопроводив это каким-нибудь каламбуром, и позволил бы туда заглянуть, но Кэсл не был офицером и никогда не считал себя джентльменом. Ему захотелось посмотреть, как далеко заберется под стол новая метла. Он сказал:
— Я иду не домой. А всего лишь обедать.
— Вы не станете возражать, если?.. — Дэйнтри протянул руку к чемоданчику. — Я точно так же попросил об этом и Дэвиса, — сказал он.
— У Дэвиса, когда я его видел, — сказал Кэсл, — не было чемоданчика.
Дэйнтри вспыхнул: надо же было так оплошать. Кэсл не сомневался: Дэйнтри был бы вот так же смущен, пристрелив на охоте загонщика.
— О, это, наверное, был тот, другой, — сказал Дэйнтри. — Забыл его фамилию.
— Уотсон? — подсказал бригадир.
— Да, Уотсон.