Наконец лифт остановился, и Сергей Петрович, поспешно поставив оба пакета на пол, выскочил из кабины. Он, не оглядываясь, спотыкающейся походкой посеменил через огромный холл.
— Сергей Петрович!
Сосед втянул голову в плечи и с опаской оглянулся.
— Вы забыли, — Марина подняла его пакет.
Старик вернулся и протянул дрожащую руку. Марина подумала, что он сейчас промахнется; будет долго хватать воздух, но только не ручки пакета. Но Сергей Петрович сделал над собой усилие, будто сосредотачивался, и вырвал у нее сумку.
— Спасибо… — буркнул он и продолжил свой путь.
— Мам, он что, дурак? — Двери лифта еще не успели закрыться, и Марина испугалась, что сосед услышит.
«Впрочем, он, наверное, ничего сейчас не слышит», — успокоила она себя. Но реплика сына требовала правильной реакции.
— Валерик… Почему «дурак»? Он…
«А что он? Как это еще можно назвать? Во всяком случае, он не кажется нормальным человеком».
— Наверное, он просто не выспался… Устал…
— Ну-ну… — скептически изрек Валерик. — Устал…
Лифт тронулся.
«И это тоже моя Башня, — подумала Марина. — Все это: самое высокое и самое красивое здание в Москве, открывающиеся стеклянные двери, охраняемая территория, вестибюль, выложенный мраморными плитами, скоростные лифты и полубезумный старик, который боится в них ездить один; все это — МОЯ Башня».
— Пожалуйста, проходите!
Обстановка риэлторской конторы была простенькой, если не сказать — убогой. Посреди комнаты стоял стол, на нем — компьютер. В углу — аппарат с холодной водой, что было весьма кстати: на улице стояла ужасная жара.
Риэлтор — по виду почти мальчик — услужливо отодвинул стул, чтобы Марина села. Она поблагодарила его кивком головы. Рядом сел Владимир. Лицо его было, по обыкновению, мрачным.
Марина давно заметила, что у него мрачное лицо. Как давно? Ну, наверное, месяц назад. Она пробовала вызвать мужа на откровенный разговор, узнать, что его так гнетет, но ничего не получалось. Владимир отделывался короткими, ничего не значащими фразами: «Ничего. Тебе показалось», но она знала наверняка, что ей это не кажется.
— Что-то на работе? — спрашивала она, понимая, что других причин просто быть не может.
— Все в порядке, — неизменно отвечал он. Конечно же, ничего не было в порядке. У него отнимали его бизнес, отлаженный и функционирующий, как часы, но Владимир не хотел говорить об этом жене. Считал, что на это у него есть веские причины.
Владимир думал, что всего добился своим умом и энергией. «Человек, который сделал себя сам», — частенько любил повторять он. Отчасти это было правдой.
Все истории людей, добившихся крупного успеха, напоминают старый анекдот. Журналист спрашивает у мультимиллионера: «Как вы заработали свое состояние?» Тот отвечает: «Очень просто. Нашел яблоко, помыл, продал. Купил два. Помыл, продал, купил четыре… » — «А потом — тонну, грузовик, вагон, да?» — «Нет. А потом умерла бабушка в Канаде и оставила мне наследство».
Если покопаться, всегда найдется какая-нибудь бабушка. Была такая и у Владимира.
Идея была простая — чистить картошку и фасовать ее в вакуумную упаковку. Сначала это была маленькая линия, работающая на территории бывшей фабрики-кухни. Начинал Владимир один. Он попробовал предложить свою продукцию в магазины, но очень скоро понял, что выгоднее обслуживать предприятия общепита: те бежали от чистки картошки, как черт от ладана. С каждой тонны (на выходе оставалось около семисот килограммов, остальное уходило в очистки) чистая прибыль составляла сто долларов. Может, это и не слишком много, однако Владимир продавал по двенадцать тонн в день.
Дела быстро пошли в гору. Он договорился с двумя крупными фирмами, производящими почву для цветов, и продавал им очистки, решая одновременно две проблемы: избавлялся от отходов и повышал рентабельность производства — зарабатывал на шелухе.
Скоро он почувствовал, что необходимо расширяться. Владимир закупил в Италии автоматизированную линию очистки, и его оборот вырос вдвое.
Затем потихоньку стал чистить не только картошку, но и морковку, лук, свеклу. В продаже появились суповые наборы для «ленивых хозяек» — морковка, луковица и килограмм нарезанного картофеля, достаточно было открыть пакет и бросить все это в бульон.
И его расчет оказался верным. Новое предложение породило спрос. Он удивлялся только одному: почему до сих пор такая простая мысль никому не приходила в голову?
Его планы стали приобретать грандиозный размах. По самым грубым оценкам, Москва потребляла в год восемь миллионов тонн картофеля. Если хотя бы один из этих миллионов продавать в чищеном виде… Это была необъятная перспектива.
И в этот момент нашлась та самая бабушка — в лице одного очень крупного бизнесмена, предложившего весьма щедрые инвестиции.
Наследство пришлось кстати: обороты выросли в несколько раз. Владимир сумел охватить три округа Москвы и готовился к завоеванию четвертого, когда от доброй бабули поступило приятельское предложение (пока приятельское) — продать бизнес. За разумную сумму. Инвестированные средства в зачет не шли; они и так оставались новому хозяину, но Владимиру дали понять, что проценты придется вернуть. Не совсем грабительские: он бы выплатил их сполна, если бы ему дали развернуться, но он успел только вложить, а получить ожидаемую прибыль не успел. По всему выходило, что ушлая бабушка умудрилась накупить на грош пятаков. Курица научила подруг нести золотые яйца и отправилась в суп.
Последний месяц он не работал, а словно шел по болоту, не зная, в каком месте его ждет твердая кочка, а в каком — зыбкая трясина. Он перестал доверять даже своему бухгалтеру — подозревал, что тот каждую неделю раскладывает его финансовый пасьянс на столике у любимой бабушки.
В этой ситуации ничего не оставалось, как попытаться урвать напоследок хорошенький кусок. Башня подвернулась очень кстати. На нулевом цикле квадрат будущего жилья стоил даже по московским меркам бешеных денег. Интересно, что будет на выходе?
И хотя ситуация с ценами на жилье в Москве все больше и больше напоминала финансовую пирамиду (потому что всему есть предел; рано или поздно люди поймут, что лучше жить за городом, на свежем воздухе, чем ютиться в самом суперсовременном муравейнике; и, когда стоимость обыкновенной — пусть даже очень большой и удобной — квартиры вплотную подберется к стоимости загородного особняка, тогда и наступит этот предел), Владимир решил рискнуть.
— Башня будет полностью автономной, — вещал парнишка, раскладывая перед ними альбом с красочными картинками. — Собственная система кондиционирования, свой микроклимат в каждой квартире…
Мысли Владимира витали где-то далеко отсюда; он с трудом заставил себя сосредоточиться на иллюстрациях.
— А что, балконов не предусмотрено? — перебил он парнишку.
Риэлтор чарующе улыбнулся — сначала Марине, а потом и ему.
— Ну что вы? Какие балконы? А вы разве вышли бы на балкон, скажем, пятидесятого этажа? Нет, в Башне не будет ни балконов, ни окон, ни форточек. Сплошное атермальное пуленепробиваемое стекло — от пола до потолка. До тридцать девятого этажа высота потолков — ровно четыре метра, от сорокового до пятьдесят девятого — четыре метра двадцать сантиметров, и в пентхаузе — пять.
— Есть еще и пентхауз? — полюбопытствовал Владимир.
— Разумеется. Но он пока не продается. Мы будем принимать заявки после завершения строительства.
— Угу… А что мы можем купить сейчас?
— Все — вплоть до тридцать девятого этажа.
— Почему до тридцать девятого?
— Видите ли, — парнишка виновато улыбнулся. — Руководство считает, что многие люди, располагающие свободными финансами, захотят вложить деньги в элитное жилье на нулевом цикле; с тем, чтобы потом, перепродав его, получить весьма ощутимую прибыль. Поэтому было принято решение выше тридцать девятого этажа пока ничего не продавать.
— То есть, если я вас правильно понимаю, компания рассчитывает, что у нее хватит денег достроить Башню до конца, не привлекая средств будущих жильцов? А потом продать готовые квартиры подороже? — Владимир с лету ухватил суть.