Алмия хмыкнула и вернулась к созерцанию «сильномогучего артефакта», в мгновение ока превратившегося в «сущую безделицу». Как бы там ни было, а то, что она видела, ей явно нравилось, и разглядывание доставляло ей удовольствие. К хозяину лавки и его заверениям она снова потеряла всякий интерес.
— Так что, почтенный, — вернул разговор в предыдущее русло капитан, — не подскажешь, кто бы мог на заказ булавочку выполнить?
— Нет, пожалуй, — неохотно отозвался Ошат-даро и настороженно зыркнул в спину мастера Алмии. — После того, как заплечных дел мастера пустили на ремни Буго Шуструю Лапу и всех его сыновей, я не слышал, чтобы кто-то из наших умельцев брался за такие заказы. Это же совсем отмороженным надо быть. Если на артефактах-подавителях погореть — так и не откупишься. Дураков нет — следом за шоркалем на плаху идти.
Вольфгер мысленно прикинул — Буго Шустрая Лапа, если он верно вспомнил, был казнен, еще когда Вольфгер не пришел на службу в стражу, а вовсе даже таскал армейский мундир на границе. Казнили же легендарного шоркаля еще по приказу позапрошлого градоправителя и, выходит, с тех пор о подобных артефактах в Лидии не слышали.
Давненько.
— А, может, почтенный, ты слышал, будто кто-то из залетных умельцев готов взяться за такую работу? Или там — готовое продать желал бы?
Ошат-даро скривился, словно разом откусил половину лимона:
— За кого ты меня принимаешь, тшикое Вольфгер?!
— За старого прохвоста, который держит свою зеленую лапу на пульсе в этом городе дольше, чем я ношу форму стражи, — честно признался капитан, и гоблин польщенно ухмыльнулся. — Так что с залетными мастерами?
— Ничего, — отозвался упомянутый прохвост. — Ни слуху. Если кто и промышляет — а раз девицу к Великой Матери отправили, то, выходит, что и промышляет — то мне не отчитался. По-умному все делает. Очень тихо.
— Да уж объявлений в газетных листах точно не дает, — согласился капитан. — А скажи мне тогда вот что. В последнее время — скажем, недели три-четыре — у тебя ничего вот по этому списку не покупали?
Лист, исписанный идеальным почерком госпожи эксперта, лег на прилавок перед гоблином.
— Э, почтенный, да разве ж все упомнишь? — изумился лавочник.
— Вон тот подавитель магии откуда у вас? — вмешалась в разговор голосом сытой и оттого ленивой кобры мастер Алмия.
— Да какой же это магиегаситель! Ловец снов безобидный! — взвился гоблин, как ужаленный.
— Ну, не знаю, не знаю… Выглядит очень подозрительно! Заберу-ка я его, пожалуй, на экспертизу, — задумчиво объявила мастер. И доверительно сообщила: — А то есть, знаете, такие умельцы, что опаснейшие артефакты маскируют под мирные вещицы. Вот год назад чуть было короля таким образом не взорвали… Надо проявлять бдительность!
От ласкового-ласкового тона волосы на затылке зашевелились даже у Вольфгера, поднаторевшего в стычках с госпожой экспертом.
Ошат-даро же, нужно отдать ему должное, духом оказался крепок:
— Э-э-э, почтенная! Как так можно, честного лавочника средь бела дня грабить! Хотя, если госпожа изволит предъявить ордер — с печатями там, с подписями — тогда, конечно, тогда Ошат-даро не посмеет перечить!
— Ну, во-первых, не «грабят», а «изымают на экспертизу» и непременно вернут вам в установленные законом сроки. А во-вторых… — мастер Алмия улыбнулась так льдисто, так многозначительно, что клыкастый гоблинский оскал на ее фоне померк. — Я ведь не капитан стражи Вольфгер Лейт. Я представитель Управления по контролю магических проявлений, и для того, чтобы изъять что-либо для детального изучения, мне достаточно одного — собственных подозрений. И, знаете, вон та маска в углу тоже вызывает у меня сомнения. Ужасный случай с подобной маской не так давно был — человека просто в клочья разорвало! Да и вообще, милейший, — с оскорбительной вежливостью добила Алмия. — Что-то мне ваш ассортимент подозрительным кажется. Вот откуда у вас родоплеменные артефакты из-под Грозовых скал? Редчайшие вещи. И работа подозрительно хороша, рука мастера исключительная чувствуется — такое ваши сородичи не продают, а у вас, смотрите-ка, имеется. Думаю, следует вашу лавочку прикрыть, нагнать сюда экспертов… А может, даже изъять всё и изучить в управлении! Так, конечно, дольше получится, месяца три, не иначе...
Гоблин затравленно зыркнул на Вольфгера, но если и надеялся на его поддержку, то зря. Потому что это было не в интересах капитана — раз, и потому что старший эксперт Управления по контролю магических проявлений действительно имела такие полномочия — два.
— Давайте сюда ваш список! — рявкнул загнанный в угол владелец лавки и выдрал из рук капитана листок, который тот демонстративно начал было убирать.
Быстро окинув его взглядом, гоблин выудил из-под прилавка внушительную конторскую книгу, писчий набор, водрузил на нос квадратные очки в роговой оправе и принялся перелистывать желтоватые страницы, бормоча себе под нос:
— Тэк-с, четыре недели, четыре недели… Что тут у нас…
Вольфгер усмехнулся про себя и обернулся на свою невольную напарницу.
Алмия, утратившая интерес к происходящему, как только добилась своего, разглядывала очередную диковинку на стене лавки — коряво вылепленный глиняный сосуд, кое-как, вкривь и вкось, оплетенный мохнатой веревкой.
— Что-то нашли? — на всякий уточнил он.
— Да. Это хранитель удачи, гоблинская работа. Мастерство впечатляет — посмотрите на эти линии...
— По нашему делу, — внес уточнение Вольфгер, по опыту зная, что все артефакторы малость с прибабахом и о своих драгоценных сокровищах могут токовать часами.
— Нет, — ледяным тоном отрезала госпожа эксперт, облила капитана тонной презрения и вернулась к прерванному занятию.
— Вот, держи! — мрачно буркнул Ошат-даро, шлепнул на прилавок листок со сделанными выписками и звучно захлопнул свой гроссбух.
Вольфгер спрятал в карман оба списка, Алмии и лавочника, расшаркался с гостеприимным, любезным и бесконечно законопослушным гоблином и направился к дверям, оторвав госпожу старшего эксперта от ее увлекательного занятия.
А уже возле самого порога гоблин вдруг окликнул его спутницу:
— Эй, белобрысая, стой!
Алмия обернулась, ожидая продолжения, и Ошат-даро, оскалив зубы в подобии улыбки, скомандовал:
— Вон там, за венком посмотри!
Погребальный венок, на удивление гармонично вписавшийся в диковатый интерьер лавки, висел под самым потолком в дальнем углу за дверью и в глаза не бросался. Алмия потянулась к нему, и гоблин разразился потоком брани:
— Стой, дура! Ну что за тэй-миго, что за дура! Кто ж тянет руки невесть к чему, когда рядом есть мужчина?! Тшикое, дорогой, сними ей!
Вольфгер изо всех сил давил рвущийся наружу смех — так с госпожой старшим экспертом, кажется, давно никто не разговаривал, и ее лицо… О, это выражение стоило того, чтобы ради него перетерпеть унизительную выволочку от столичного хлыща. Капитан шагнул вперед, не дожидаясь, пока Алмия всё прочтет по выражению его лица, и взялся за нижний край венка. Крякнул — тот оказался неожиданно увесистым, тканевые цветы были наклеены не на проволочный каркас, а на деревянный щит — и аккуратно опустил его на пол. А когда повернулся к мастеру, не поверил своим глазам: как маленькая девочка, увидевшая мечту, с отчетливо-влюбленным выражением лица, она глазела на комок веревочных узлов, перьев и камешков, скрывавшийся раньше за венком.
Вольфгер на всякий случай взглянул еще разок на таинственную находку, но понял лишь, что он чего-то не понимает, потому что это по-прежнему была несуразная, не слишком привлекательная вещь, созданная то ли ребенком, то ли кем-то совсем безруким. Серая веревка невнятного происхождения, завязанная в невнятный ком разномастными узлами — гладкими, рельефными, плотными, рыхлыми. Кое-где в узлы были ввязаны бросовые камни, и перья, и зубы — куда ж без зубов-то? А еще они свисали подвесками в разные стороны — куриный бог в веревочной петле, совиное перо, спил полированной кости...