— Пустишь? — спрашивает. — Мне переночевать негде.
Я сделал вид, что задумался, хотя у меня чуть морда от счастья не треснула от такой перспективы, и посторонился, пропуская парня в квартиру.
— Ты не думай, я отплачу, — он неожиданно прижался ко мне и по-блядски провел языком по моей шее. Незамысловатая ласка дрожью отозвалась в моем теле.
— Я…
— Что, — насмешливо, — скажешь сейчас, что ты не сможешь со мной так поступить?
— Нихуя подобного, — огрызнулся я, хотя именно так хотел поступить. — Я в душ пойду.
— Может, вместе? — лукавый прищур светлых глаз.
— Мы бы многое могли вместе, — вырвалось у меня. Надо же было такое спиздануть!
— Могли бы, — неожиданно серьезно вдруг сказал белобрысый. — А ты готов попробовать?
Я был готов к этому с того самого момента, как только его увидел. Но вслух этого, конечно, не сказал. Не из-за принципов, а потому что испугался, что у меня голос задрожит. Я ж, блять, не только жалостливый, но ещё и чувственный. Блядские матушкины гены…
========== – ==========
В универ приходилось тащиться на другой конец города. Учебное заведение было так себе, средней паршивости, но выбирать не приходилось, я и туда еле поступил: бюджетных мест было пятнадцать, я в рейтинге абитуриентов был шестнадцатым. Не успел я смириться с тем, что вскоре увижу довольную ухмылку военкома, как кто-то из пятнадцати поступивших то ли под машину попал, то ли ещё чего, тем самым освободив свое место для меня.
Я тогда думал – повезло. Ныне иногда мечтается, чтоб по пути в универ машина сбила меня. Ну не любил я учиться от слова совсем. Не мое это. Я переползал с курса на курс, но так до сих пор и не понял, что это за хуйня такая, «инженер по технике безопасности», и чем в итоге я смогу заниматься. Оно мне, собственно, и до пизды – кто ж в наше время по специальности работает?
Казалось бы, ну чего я мучаюсь, забрал бы документы – и вся недолга, но тут в дело вмешиваются принципы. Я же принципиальный до охуения. Сказал, что первый из семьи буду с высшим образованием – значит, буду. Даже если с таким контингентом однокурсников поседею раньше времени. Они, однокурсники, в общем-то ничего, за редким исключением. Редкое исключение представляли собой две лесбиянки, которые вызывали во мне жгучее желание забыть о том, что девушек я не бью. Относился я к ним так даже не из-за того, что они лесбиянки – это бы было странно, учитывая, кем являюсь я сам (хотя лично для меня лесбиянство всегда было за гранью, ну кошмар же – мало того, что сама дура, так ещё и баба твоя ебанутая). А потому что это были не просто лесбиянки – это были социально активные лесбиянки, которые не только каким-то своим гребаным чутьем просекли, что я из голубой армии, но и без конца приглашали меня на какие-то митинги, сходки и парады, заставляли меня подписывать какие-то петиции и безудержно гордиться тем, что я гей. Считать свою ориентацию достижением. По-моему, то, что я люблю член – достижение весьма сомнительное, но этим двум разве докажешь? Если бы не они, спокойно бы жил. А так по коридору иду, а за спиной шепот:
- Видал вон того, здорового?
- Ну.
- Он по мальчикам.
- Иди ты?!
Пиздец, в общем, полный и бесповоротный. Но сейчас я совсем не загонялся по этому поводу, потому что повод у меня был новый и куда более серьезный. И об этом я не мог перестать думать даже на парах.
Ромка. Я так и не научился произносить его имя без внутреннего содрогания, настолько оно ему не шло. Всё равно что кобру солнышком назвать. И что за херня у нас с этой коброй происходит – непонятно. Я-то, влюбленный мудак, надеялся на серьезные отношения, настолько, насколько они могут быть серьезными отношения двух педиков, а получил, что получил. Рома мог целый месяц жить у меня и изображать пай-мальчика и тут же мог пропасть недели на две, не появляясь не только в моей квартире, но и в поле моего зрения вообще. И на все мои «а где ты был?» мне спокойно объясняют, что никто и ничего мне не обещал, в верности до гроба не клялся и если меня не устраивает то, что есть, придется расстаться, потому что другого не будет.
Я расставаться не хотел. Но и то, что было, едва ли меня устраивало. У меня порой складывалось ощущение, что он не ко мне возвращается, а к Кудабле. Последняя полюбила его всеми фибрами своей кошачьей души, я сильно подозревал, что из-за того, что почувствовала в белобрысом родню. Хотя то, что Ромка всё-таки каждый раз возвращался, обнадеживало. Но не отменяло того, что во время его отсутствия я места себе не находил. Самое отвратительное, что я больше переживал не из-за того, что с ним что-то нехорошее может случиться, а из-за того, что он может трахаться с кем-то на стороне. Я по-ублюдочному эгоистично ревновал, знал, что это совершенно по-мудацки в отношении того, кто тебе ничего не обещал, но склизкие щупальца этого мерзкого чувства не давали мне спокойно спать по ночам. Только глаза закрою, как перед внутренним взором возникает мой блондинчик. Целующийся с кем-то. Сосущий кому-то. Трахающийся с кем-то… Я не видел Ромку уже три недели. Он ещё никогда не исчезал так надолго. Так надолго, что его исчезновение заметил не только я, но и пацаны с района. Все как один спрашивали о нем у меня. Меня это раздражало. Меня это бесило до невозможности, потому что я в душе не еб, куда эта блондинистая пакость делась. Я – стыдно сказать – прописал Лехе в табло за то, что он предположил, что Ромка завис у какой-нибудь дамочки или не дамочки. Леха, конечно, не обиделся, ещё б ему обидеться, но мне было паршиво. Потому что из-за блондинистой феечки у меня срывало все предохранители. Так и до шизы недалеко.
Вечером я сам себе обещаю, что всё, не буду больше вести себя, как влюбленная восьмилетняя девочка, хватит с меня.
И не могу сдержать счастливого возгласа, читая полученную ночью смс-ку: «Завтра вечером я у тебя».
========== – ==========
Мы лежим, отдыхая от сокрушительного оргазма. С Ромой оргазмы у меня бывают только такие. Наверное, это какой-то психологический эффект, потому что так хорошо мне не было ни с кем, а секс, по сути, – один и тот же набор движений. Значит, и результат должен быть одинаковый. А тут вон как.
Роме тоже со мной хорошо. Огромный плюс секса с парнями – они не умеют симулировать оргазм. А ещё их мало заботит, как в процессе выглядят их ляжки или красиво ли они смотрятся на животе с откляченной задницей – они отдаются процессу полностью. Вот и белобрысый отдается процессу самозабвенно и всегда громко стонет и кричит так, что я опасаюсь, что соседи когда-нибудь вызовут полицию, подумав, что я кого-то убиваю.
Мне нравится смотреть на него, когда он кончает. Нравится его запрокинутая голова, открытая шея, которую можно целовать. Мне нравится, как он, не сдержавшись, оставляет следы ногтей на моей спине. Мне нравится даже ощущение, что, несмотря на то, что мой член фактически находился в его заднице, главным был он.
Мне нравится, что он не спешит в душ, а позволяет себе понежиться в постели, переживая послеоргазменную истому. Я перебираю его чуть влажные кудри и отчаянно хочу сказать, что пиздецки скучал, но вместо этого ляпаю привычное:
- А где ты был?
Он заметно напрягается, встряхивает головой и даже немного отодвигается. Отвечает не сразу:
- Я же говорил. Это не твое дело. Я тебе ничего не…
- Обещал, я помню, - заканчиваю фразу. – Просто… - я несколько мгновений думаю, сказать ли вслух, то, что чувствую, и решаюсь: - Боюсь за тебя.
- За меня? – Рома приподнимается на локтях, заглядывает мне в глаза и кажется удивленным до охуения. Как будто никто никогда за него не боялся.
- Да, - киваю, а он вдруг перекидывает через меня ногу и садится сверху. Ерзает задницей, устраиваясь поудобнее, отчего мой член встает по стойке смирно, будто это не я только что трахался.
- Боишься, что со мной может что-нибудь случиться? – он наклоняется, внимательно вглядываясь в мое лицо. – Или того, что именно я могу оказаться той самой тварью, которая толкает малолеткам спайсы?