— Какова твоя роль во всем этом? Ты тернерианин, сражался с Федерацией…
— Я дантист, — прорычал Виндичи, — и я ненавижу этот мир! Размещать более двух звездолетов на расстоянии менее пяти световых лет друг от друга является нарушением Федерального Кодекса. Каждый мир может иметь максимально два звездолета.
— А мир Тернера — ни одного. Статья девятая последних военных соглашений,
— подсказал Смит, — но они могут размещать два.
— А прибыло уже четыре, — продолжил Виндичи. — Шесть будут означать тревогу первого класса. Статком говорит, что их будет по меньшей мере семь.
Смит осушил стакан.
Шесть звездолетов могут разрушить шесть миров или захватить их. Самое малое шесть миров…
— Откуда? — спросил он.
— «Пегас» с Опиукуса… «Стилет» с Брана… «Стэндбэк» с Денеба.., и «Минотавр».
— А еще на подходе могут быть «Граф Спее» и «Кракен».
Виндичи кивнул.
— Так полагает Статком.
— Может ли простое убийство остановить их?
— Статком полагает, что да.., но убийство никогда не бывает простым. Возможно, мне придется убить все Верховное командование, кем бы они ни были.
Смит моргнул.
— Ты сможешь это сделать? Виндичи расхохотался.
— Этот мир убил меня однажды, что было большой ошибкой. Им следовало оставить меня в живых.
Они прикончили бутылку, и Смит раздобыл еще одну. Когда им показалось, что Они превратились в ось галактики, которая неравномерно вращалась вокруг них, Смит спросил: «Но почему, Виндичи? Почему ты стал оружием, которое ходит, словно человек?»
На следующее утро он не смог припомнить ответ, за исключением той его части, которая состояла из елизаветинского монолога, обращенного к пустой бутылке и начинающегося словами:
«Лабиринт моих познаний, ты — раковина смерти…» Высокопарные слова перемежались многочисленными чертыханиями. В конце концов, оратор рухнул, рыдая, на кушетку и затих. Смит даже не успел с ним попрощаться, поскольку Виндичи к тому времени находился на расстоянии 500 световых лет, приближаясь к миру Тернера. Но для Смита все это уже не имело значения.
МИНУС ВОСЕМЬ
— Это ты?
— Да.
— Назови место.
— Стат.
— Назови время.
— Любое.
— Входи.
Виндичи быстро вошел и оглядел комнату. Обстановка обычной провинциальной гостиницы, почти нетронутая, за исключением переполненной пепельницы.
Виндичи проверил стенной шкаф и маленькую ванную.
— Под кроватью тоже никого нет. Виндичи все-таки наклонился.
— Ты прав.
Он рассматривал долговязого человека с нервным тиком и волосами, слишком черными для столь редкой шевелюры.
— Ты Гаррисон. Тот кивнул.
— Ты Виндичи. Он улыбнулся.
— Я пришел, чтобы вышибить те четыре звездочки с небес, прежде чем у них появятся щенки. Что скажешь?
— Сядь.
— Я могу слушать стоя.
Гаррисон пожал плечами. Сел сам.
— Мир Тернера всегда был катализатором. Опикуанцы и денебианцы готовы. Восьмой Рейх к вечеру пришлет сюда два звездолета. Они не доверяют друг другу, но согласились на командующего в лице герцога Ричарда…
— Ричард! — Виндичи шагнул вперед, подняв руки.
Гаррисон смотрел ему в глаза, не двигаясь, только левый уголок рта подрагивал, словно крылышко мотылька.
Наконец, он кивнул.
— Ричард де Турн. Он стар, но по-прежнему зол и коварен.
Виндичи сплюнул на ковер и наступил на плевок. Медленная метаморфоза начала охватывать мрачные черты.
Скулы опустились, а губы начали пухнуть, проблески седины на висках пожелтели.
— Твои глаза! — воскликнул Гаррисон. — Они меняются, Виндичи!
Человек сбросил пиджак, который стал слишком узок в плечах. Отбросил его через всю комнату.
— Кто такой Виндичи? — спросил он.
***
Пятьдесят кубических миль стали и пластика, словно четвертьзащитник, бегущий по изрытому полю, Стат.
Сталь, сверкающая сквозь нагромождение скал, непогрешимый пилот, Статком.