Странно, но никакого забора вокруг дома не было, так что Клим прекрасно разглядел и несколько рядов грядок поодаль, и сарайчик-дровяник, и небольшую будочку-туалет с вырезанным в двери сердечком, и ещё один сарайчик…
«Как же она со всем этим одна управлялась? – с неожиданной душевной болью подумал Клим. – А ведь я мог бы приехать, помочь. Прабабушка ведь немолодая уже… Была… Ну ладно, пусть я к ней привязываться не хотел, но ведь помочь-то можно было? Чисто по-человечески?»
Продолжая запоздало корить себя, Клим выбрался из машины, подошёл к крыльцу, поднялся на него, удивившись, в каком всё поддерживалось порядке – ни одна досочка не скрипнула – пошарил рукой под порожком.
Ключ сам скользнул к нему в руки – довольно большой, кованый, с чудно вырезанной «бородкой». Клим вставил ключ в такого же старинного вида замок, повернул… дужка замка отскочила легко, как по маслу, и Клим толкнул дверь, входя внутрь.
И на мгновение остановился. Было такое чувство, что кто-то невидимый радостно воскликнул: «Наконец-то!», и эту самую радость Клим почувствовал каждой клеточкой тела.
«Да что ж это такое?» - подумал парень, но ноги уже сами несли его через полутёмные сенцы в основную часть дома.
Клим отворил ещё одну дверь и оказался в доме. В нём была всего одна комната, впрочем, довольно просторная и словно поделенная на зоны. Русская печь, шкафчик с посудой на стене, небольшой стол, рядом с которым на тумбочке притулилась одноконфорочная газовая плитка, небольшой холодильник – явно место для стряпни и хранения продуктов.
Посередине комнаты ещё один стол – круглый, покрытый вышитой скатертью, несколько стульев с высокими спинками вокруг него. Книжные полки на стене, картина в простенке между окнами, пучки каких-то трав с приятными запахами, старинный трёхстворчатый шкаф, за которым стояла аккуратно заправленная узенькая железная, с никелированными шариками, койка, круглый абажур с бахромой над столом… Под книжными полками диван – старинный, обитый кожей, с подлокотниками-валиками. Странная смесь деревенского и городского, причём городского не современного, а середины прошлого века… Но… ни телевизора, ни радио, ни телефона, хотя свет (Клим для проверки щёлкнул выключателем) исправно зажёгся.
И ещё чего-то не хватало в этом деревенском доме. Клим сначала не сообразил чего, а потом, кинув взгляд в пустой красный угол, понял – в доме прабабушки не было икон.
Может, и странно, но это Клима не напрягло. Он устал с дороги и хотел только одного – лечь и выспаться. Нет, не на узенькую прабабушкину кровать, ведь там она и умерла… наверное… Но кожаный монстр-диван выглядел достаточно широким и удобным.
Клим достал из машины купленные продукты, вскипятил электрический чайник, выпил чаю с вкуснейшим местным хлебом и не менее вкусной колбасой, удивляясь, что его всё сильнее и сильнее клонит в сон. От свежего воздуха, что ли?
Веки просто слипались, и парень, наскоро ополоснув чашку, пристроился на диване, укрывшись найденным в шкафу лоскутным одеялом. И уснул мгновенно, едва коснулся головой жестковатого кожаного валика.
А во сне он мгновенно оказался нос к носу с покойной Софией Милорадовной. Старая женщина смотрела на него внимательно – без грусти, без укора, без сожаления. А потом тихо сказала:
«Мало у меня времени, Климушка… Одно скажу – плохо, что не сумела я толком тебе ничего рассказать. Придётся тебе самому. Здесь, под диванной подушкой – мешочек. В нём – камушек один. Дорогой камушек, там, где ты окажешься, за этот камушек многие готовы душу продать, да только ему они не владельцы. Ты владелец. Единственный, законный. Помни об этом. И ещё: там, в мешочке, книжечка лежит. Махонькая, с ноготок. Когда окажешься там – вытащи её и к себе привяжи. Кровью своей капни. Увидишь, что будет. Эта книжечка тебе кое в чём поможет, не во всём, правда, но поможет. Эх, не послушал ты меня в своё время, а вмешиваться я права не имела, так и мучилась… Но что уж теперь. Прости, много сказать не могу – не моя воля… Знай только одно – пути назад не будет. Как и у меня… не было. Хотела вернуться – не вышло, сильны оказались враги мои… Ну, попадёшь куда надо – разберёшься. Прощай, Климушка. Прощай…»
Клим вскочил с дивана, как подорванный. Ощущение полного присутствия прабабушки отпустило его не сразу, он завертел головой, ожидая увидеть покойницу, но комната была пуста, а за окном стояла глубокая ночь.
Клим торопливо зажег свет и сунул руку под диванную подушку. Маленький мешочек на шёлковом шнурке, как и ключ, словно сам скользнул ему в руку. Клим распустил горловину мешочка и вытряхнул на ладонь камень размером с куриное яйцо – оранжево-золотистый, словно сияющий.
«Сердолик, - вспомнил он название камня, - кажется, сердолик…»
Поверхность камня была гладкой, удивительно приятной на ощупь, внутри таинственно мерцали золотые искорки, складываясь в какую-то картинку, но картинку эту Клим не мог разобрать, как ни старался.
Потом парень вспомнил про книгу, попытался достать её из мешочка, но та не поддавалась, словно пряталась от упорных пальцев. Клим плюнул на это дело, положил камень в мешочек, затянул горловину и накинул шнурок на шею.
И тут же мир вокруг него просто исчез, сменившись другой реальностью.
========== Глава 2. Пушной зверь песец ==========
Мир вокруг Клима просто исчез, сменившись другой реальностью. Реальностью, способной вогнать в шок кого угодно.
На мгновение парень ощутил некое чувство, напоминающее чувство полёта, затем – короткую, резкую боль в шее и, наконец, рывок – и удар о землю задницей со всей дури.
Горло саднило так, словно с него содрали кожу, изо рта вырывалось какое-то жалкое сипение, всё тело болело, а вокруг нарастал свист и шум.
Клим машинально, хоть и с трудом, поднялся, огляделся… и замер. Не было вокруг него леса, не было дома бабушки, не было уютного кожаного дивана, зато… зато была площадь какого-то средневекового города, окружённая стоящими впритык друг к другу окрашенными в яркий цвет домами в несколько этажей, узкими провалами улочек и стоящим на переднем плане величественным собором, похожим и одновременно не похожим на средневековую готику, более всего напоминавшим собор Саграда Фамилия в Барселоне, незаконченное творение сумеречного гения Гауди.
Но хуже всего было то, что Клим обнаружил себя стоящим под виселицей – большой такой, добротной виселицей, на которой справа и слева от него дёргались в судорогах тела людей в разноцветной, довольно-таки богато выглядящей одежде.
Клим судорожно схватился за горло. Так и есть – рука нащупала обрывок верёвки, а над ним, на перекладине, радостно болтался ещё один. Его что, повесить хотели? Почему? За что?
Но хуже всего была толпа вокруг – орущая, улюлюкающая, что-то злобно вопящая… Толстые горожанки в одноцветных платьях с вышивкой, крестьяне в серых робах и крестьянки в полотняных чепцах, солидные бюргеры в добротных коричневых и синих кафтанах, мастера и подмастерья в кожаных фартуках, нарядные дети, нищие в лохмотьях, важного вида господа и дамы в многослойных и многоцветных одеждах, увешанные украшениями, как новогодняя ёлка шариками, солдаты в металлических нагрудниках с грубо намалёванным гербом на груди и шлемах, похожих на половинку грецкого ореха, группка задумчивых мужчин разного возраста в синих и фиолетовых мантиях – все они смотрели на дёргающиеся тела со странным восторгом и явно были удивлены и расстроены тем, что Клим не отчалил на тот свет вместе со своими невольными сотоварищами.
Клим бы решил, что он каким-то образом перенёсся в земное Средневековье, в тело какого-нибудь воришки, которого вешали за украденную булку, только вот окружавшие его… особи, несмотря на несомненно средневековый антураж, людьми не являлись ни в коей мере. Не бывает у людей кожи такого яркого, практически лимонного цвета и синих волос тоже не бывает, да и глаза, абсолютно чёрные, в которых отсутствовали белки, прямо как у демонов в «Сверхъестественном», тоже выглядели не по-людски жутковато. При этом ни рогов, ни хвостов, никаких иных посторонних конечностей не наблюдалось, так что местные выглядели, скорее, скверными карикатурами на земных людей.