Пляж красивых людей - Гавриленко Василий Дмитриевич

Пляж был красив. И люди, игравшие в волейбол на фоне голубых волн, этому пляжу полностью соответствовали.

Их было четверо.

Джозеф приближался медленно, глядя, как взлетают в воздух загорелые тела в цветастых шортах, как бьют по мячу сильные, мускулистые руки, заставляя мяч нестись на противоположную половину игровой площадки с космической скоростью.

Звуков от ударов по мячу Джозеф пока еще не слышал, но скоро он приблизился, и звуки донеслись до него. Эти глухие взрывы воздуха не понравились Джозефу, потому что напомнили звуки избиения. Например, когда человека бьют изо всех сил по щекам ладонью. Но Джозеф сразу же успокоил себя: бьют не по щекам, а по мячу. Мячу не больно. И это просто игра, в конечном счете, не так ли?

Неподалеку от волейбольной площадки стоял красный автомобиль на воздушной подушке, с откидным верхом. Дорогая вещица. Такой тачке место на парковке у Башни. Наверняка, эти четверо работают в Башне. Конечно же, они работают в Башне. Сердце Джозефа сладко заныло. Сейчас он познакомится с людьми, работающими в Башне. А вдруг… Впрочем, об этом даже подумать страшно.

Джозеф приблизился к компании настолько, что мог бы разглядеть лица волейболистов, если бы не знал заранее, как они выглядят. Красивое, утонченное лицо в обрамлении светлых волос. Точно такое, как у Джозефа. Точно такое, как у всего населения Города.

Он остановился у края площадки и принялся смотреть, как играют эти четверо. А играли они отлично. Сильные удары, надежный прием. Джозеф смотрел уже довольно долго, но мяч еще ни разу не коснулся золотистого песка.

Резко вскрикнула пролетевшая над площадкой чайка.

Один из играющих вместо того, чтобы перебросить мяч через сетку, поймал его. Четверка, как по команде, посмотрела на Джозефа.

— Эй, — окликнул тот, что держал в руках мяч. — Подойди.

Джозеф приблизился, робко улыбаясь.

— Как тебя зовут?

— Д-джозеф.

— Ты работаешь в Башне?

Этот вопрос был задан таким тоном, как если бы парень с мячом спросил: «Ты человек?». Джозефу стало не по себе. Он хотел быть человеком, хотел побыть своим среди этих ребят.

Джозеф кивнул.

— Да.

Напряжение сразу спало.

— Отлично. Грегори, — волейболист ловко зажал мяч локтем и протянул Джозефу руку.

Рука Грегори была влажноватой от пота.

— Филипп.

— Ларри.

— Чак.

Песок был теплый, море голубое. Джозеф улыбнулся.

— Ну, что, Джозеф, сыграешь с нами? — Грегори подкинул мяч.

— Конечно, Грегори.

— Отлично! Ты с Чаком и Ларри. Я с Филиппом. Все равно эти двое играют, как сосунки, — Грегори ухмыльнулся. — Ну, понеслась.

Джозеф стеснительно хохотнул, Чак шутливо ударил его по плечу.

— Не дрейфь, парень, мы им вмажем.

Игра началась.

Грегори подал.

Мяч понесся прямо на Джозефа, на мгновение растворился в лучах солнца, появился вновь.

— Джо, — разочаровано протянул Ларри. — Ну, что ты стоишь, как памятник Великому. Двигайся, чувак, двигайся! Кам он!

Грегори снова подал. Ларри, сложив руки сердечком, отбил мяч. Филипп, высоко выпрыгнув, выстрелил. Мяч врезался в песок.

— Два-ноль!

— Постойте, — Грегори подошел к мячу и поставил на него ногу. — Джозеф, подойди.

Джозеф, неловко улыбаясь, приблизился.

— Грегори, я… в общем, неважный игрок.

— Сними футболку.

— Что?

— Почему ты играешь в футболке? — отчеканил Грегори, глядя в голубые глаза Джозефа.

Краска бросилась в лицо Джозефу, его руки непроизвольно поднялись, словно бы защищая грудную клетку.

— Мне так удобней, Грегори.

— Что?

— Мне так удобней играть.

— Чушь, — лицо Грегори стало злым. — Мы же играем с голым торсом. И что это такое, — он ткнул пальцем в мокрые круги подмышками Джозефа. — Сними футболку.

Джозеф отступил на шаг.

— Парни, — пробормотал он, растерянно поводя глазами. — Я, пожалуй, пойду.

Грегори сплюнул на песок.

— Ты никуда не пойдешь, пока не снимешь футболку. Если не снимешь сам, мы поможем. Чак, Ларри.

Парни подступили к Джозефу с двух сторон, тот побледнел.

— Хорошо.

Джозеф вскинул голову, глядя прямо в глаза Грегори.

— Хорошо, я сниму футболку.

Крикнула, пролетев, чайка. Затем особенно четко прозвучал звук прибоя.

Джозеф зацепил пальцами край футболки (желтой, выгоревшей на солнце) и снял ее.

— Твою мать!

— Что это за хрень?

Лицо Грегори искривилось от омерзения.

— Что это за хрень, тебя спрашивают?

Джозеф прикрыл руками грудную клетку, проговорил, заикаясь и делая горлом такие движения, будто бы он хотел пить:

— Это pectus excavatum. Я не виноват, парни, я таким появился.

— Ну-ка, убери руки.

Джозеф захныкал, как младенец, и отвел руки в стороны. Его грудная клетка была вогнута вовнутрь, словно она была пластилиновой.

— Ублюдок, — ахнул Чак.

— Я так и знал, — отозвался Грегори.

Джозеф стоял, раскинув в стороны руки. Ветер трепал светлые, хрупкие волосы, микроскопические капли блестели на бледном лбу.

Грегори размахнулся и ударил Джозефа по лицу. Из рассеченной брови на песок хлынула кровь. Кто-то сзади толкнул Джозефа, и он упал. Удар босой ногой в грудную клетку — это не так больно, чем, если бить ногой, обутой в сапог, но и этот удар заставил Джозефа захрипеть. Он скрючился, как младенец в эмбриональной жидкости, ожидая новых ударов.

Но ударов не последовало. Кто-то схватил его за ногу и поволок по песку.

— Эй, Грегори, глянь сюда.

Ногу Джозефа освободили, и он остался лежать, обхватив голову руками.

Джозеф представил, что все это произошло не с ним. Это не он встретил парней, работающих в Башне, это не он играл с ними, это не он ублюдок с pectus excavatum… Это не о нем говорят сейчас красивые люди с пляжа, выкапывая в песке яму рядом с крупным серым валуном.

Джозеф вскочил на ноги и побежал. Побежал, что было сил по песку, задыхаясь от ветра, от страха, от осознания собственной неполноценности. Но его догнали, сбили с ног, потащили по наждачному песку.

Машина на воздушной подушке бесшумно рванула в сторону города, над которым возвышалась Башня. Четыре абсолютно одинаковых на лицо парня вальяжно расположились на дорогих кожаных сиденьях. Они не забыли захватить мяч. Рулил парень с буквой «Г» на груди.

Чайка села на серый валун. Прислушалось. Ей показалось, что кто-то пищит, где-то там, в глубине, под песком. Чепуха, конечно, подумала птица. Ну, кто может пищать под песком? Она вспомнила о птенцах и, тяжело поднявшись, улетела прочь.