Дженни отвела девочку к секретеру, усадила ее, а сама присела перед ней на корточки. Она вытянула бумажную салфетку из стоявшей на столе пачки «Клинекса» и промокнула выступивший у сестры на лбу холодный пот. Лиза была не только мертвенно-бледна, но и холодна, как лед.
– Что сделать, сестричка?
– Н-н-ничего, сейчас все пройдет, – дрожащим голосом ответила Лиза.
Они взялись за руки. Хватка Лизы была сильной, почти до боли.
Спустя какое-то время она проговорила:
– Мне показалось… Когда я увидела ее здесь… вот так, на полу… мне показалось… смешно, но показалось… будто это мама. – Глаза у Лизы были полны слез, но она не давала себе расплакаться. – Я з-з-знаю, что мама умерла. И эта женщина на нее даже не похожа. Но это было… так неожиданно… так страшно… я так растерялась.
Они продолжали держать друг друга за руки, и постепенно судорожная хватка Лизы ослабевала.
Через некоторое время Дженни спросила ее:
– Тебе лучше?
– Да. Немного.
– Хочешь прилечь?
– Нет. – Она отпустила руку Дженни, чтобы вытащить салфетку из коробки «Клинекса», вытерла нос и посмотрела в ту сторону, где лежало тело. – Это Хильда?
– Да, – ответила Дженни.
– Как жалко…
Дженни очень любила Хильду Бек и в глубине души была потрясена ее смертью. Но в этот момент больше всего на свете ее волновала Лиза.
– Сестричка, думаю, будет лучше всего, если ты отсюда уйдешь. Посиди пока в моем кабинете, ладно? А я тем временем осмотрю тело. А потом надо будет вызвать шерифа и коронера.
– Я побуду здесь с тобой.
– Будет лучше, если…
– Нет! – воскликнула Лиза, и ее снова затрясло. – Я не хочу быть одна.
– Ну ладно, – успокаивающим тоном сказала Дженни. – Посиди здесь.
– Господи… – со страхом проговорила Лиза. – Как она выглядит… вся раздувшаяся… черно-синяя. А какое у нее выражение на лице. – Лиза вытерла глаза тыльной стороной ладони. – Почему она вся черная и так раздулась?
– Ну, она явно умерла уже несколько дней назад, – ответила Дженни. – Но, знаешь что, тебе сейчас лучше не думать о таких вещах…
– Если она умерла уже несколько дней назад, – дрожащим голосом спросила Лиза, – то почему же здесь не воняет? Тут ведь должно вонять, верно?
Дженни нахмурилась. Конечно, здесь должно было вонять, если Хильда Бек умерла так давно, что тело ее успело уже потемнеть и раздуться. Здесь обязательно должно было вонять. Но никакого запаха не было.
– Дженни, что с ней произошло?
– Я еще не знаю.
– Я боюсь.
– Не бойся. Сейчас уже нечего бояться.
– Какое у нее выражение на лице, – проговорила Лиза. – Просто ужасное.
– Как бы она ни умерла, это должна была быть быстрая смерть. Непохоже, чтобы она мучилась или с кем-то боролась. И ей, судя по всему, было не очень больно.
– Но… впечатление такое, словно в момент смерти она кричала.
Глава 3
Мертвая женщина
Дженни Пэйдж никогда не видела трупа, хотя бы отдаленно похожего на тот, что лежал сейчас перед ее глазами. Ни учеба в колледже, ни ее собственная врачебная практика не подготовили ее к встрече с таким феноменом, какой представляло собой тело Хильды Бек. Дженни опустилась рядом с трупом на корточки и принялась рассматривать его, испытывая одновременно грусть, отвращение и любопытство. И чем дольше она изучала его, тем сильнее становилось ее любопытство и тем быстрее росло изумление.
Лицо мертвой женщины раздулось; круглое, гладкое, даже как будто блестящее, оно напоминало сейчас карикатуру на то, какой была Хильда Бек при жизни. Тело тоже вздулось, туго натянув в некоторых местах швы серо-желтого домашнего платья, в котором она обычно хлопотала по хозяйству. Там, где были видны отдельные участки тела – на шее, на кистях и в нижней части рук, на икрах ног и коленях, – ткани казались мягкими и внешне естественными для пролежавшего несколько дней трупа. Складывалось, однако, впечатление, что это вздутие не было следствием обычного при начинающемся распаде обильного выделения газов. Во-первых, живот должен был быть уже наполнен газом и раздут гораздо сильнее, чем остальные части тела; он, однако, вздулся очень умеренно. А кроме того, отсутствовал характерный трупный запах.
При более близком и внимательном осмотре складывалось также впечатление, что и кожа – темная, покрытая крапинками – стала такой не в результате распада тканей. Дженни не могла обнаружить никаких явных, зримых признаков начавшегося разложения: не было ни повреждений, ни волдырей, ни вскрывшихся гнойников. Признаки физического распада и разложения обычно быстрее всего проявляются на глазах трупа, потому что они состоят из относительно мягких тканей. Но широко раскрытые, смотрящие вверх глаза Хильды Бек были в безупречном состоянии. Белки были совершенно чистыми, не пожелтевшими и не обесцвеченными из-за разрыва кровеносных сосудов. Зрачки тоже были абсолютно ясными и сохраняли теплый голубой цвет, на них не было даже обычной посмертной мутной пленки.
При жизни глаза Хильды всегда лучились добротой и жизнелюбием. Это была седая шестидесятидвухлетняя женщина с очень милым и приятным лицом, всем своим обликом и манерами напоминавшая добрую бабушку. Говорила она с легким немецким акцентом, голос у нее был удивительно мягкий и певучий. Прибираясь в доме или готовя что-нибудь на кухне, она часто напевала; и она умела находить радость и удовольствие в самых простых вещах.
Дженни почувствовала вдруг острый приступ горя и скорби и поняла, как будет ей не хватать Хильды. Она закрыла глаза и посидела так некоторое время, не в силах смотреть на труп. Потом взяла себя в руки, подавила уже готовые было пролиться слезы. Наконец, восстановив в себе способность к профессиональной отстраненности, она открыла глаза и продолжила осмотр.
Чем дольше смотрела она на тело, тем больше складывалось у нее впечатление, будто вся кожа трупа покрыта синяками и кровоподтеками. Об этом свидетельствовал цвет кожи: местами она была черная, местами синяя или темно-желтая, причем цвета эти переходили один в другой. Но и таких ушибов Дженни тоже не доводилось видеть. Насколько она могла судить, ушиблено было все тело; не было ни одного кусочка кожи, на котором не было бы синяков. Дженни осторожно взялась за рукав платья и подняла его вдоль вздувшейся руки настолько, насколько это удалось. Но и под рукавами поверхность кожи была точно такой же, и Дженни стала подозревать, что, видимо, все тело представляло собой один невообразимый синяк.
Она еще раз посмотрела на лицо миссис Бек. И здесь тоже вся поверхность кожи была в кровоподтеках. Бывает, жертвы серьезных автомобильных катастроф получают такие повреждения, в результате которых у них тоже почти все лицо оказывается сплошным кровоподтеком; но это всегда сопровождается более тяжелыми травмами – переломами носа, челюсти, разрывом губ… Как же получилось, что при столь страшных синяках у миссис Бек нет никаких других, более серьезных ранений?
– Дженни? – окликнула ее Лиза. – Почему ты так долго?
– Я уже скоро. Посиди пока там.
Тогда… возможно, ушибы, покрывающие тело миссис Бек, не были результатом каких-то внешних ударов? Могло ли получиться так, что этот страшный цвет кожи был вызван не ушибами, а давлением изнутри тела, отеком подкожных тканей? В конце концов, такой отек очевиден. Однако, чтобы вызвать подобные синяки, он должен был произойти мгновенно и с огромной силой. Но, черт возьми, это же невозможно! Живая ткань не может вспухнуть с такой скоростью. Конечно, при некоторых аллергиях бывает быстрый отек, это их симптом; самый тяжелый отек такого рода бывает при сильной аллергической реакции на пенициллин. Однако Дженни не знала ничего, что могло бы вызвать столь внезапный и мощный отек тканей, результатом которого стало бы превращение всего тела в один огромный, ужасающий синяк.
И даже если тот отек, который она видела, не был обычным, простым, классическим посмертным вздутием – а Дженни была уверена, что он им не был, – и если он был причиной синяков и кровоподтеков, то что же, о господи, могло послужить причиной самого этого отека? Аллергическую реакцию Дженни исключала.