Только вот под конец мелкий вдруг резко побледнел и остановился, упираясь руками в колени.
На мой вопрос «чё случилось?», он отмахнулся, но как-то неуверенно. А потом бросил, что сейчас придет, и поплелся к дому.
И вот сейчас я стоял около двери в его комнату и слушал глухие злые всхлипы.
Зайти?
А смысл? Только разозлю. Кому понравится, когда кто-то вламывается в комнату и вдруг застает за нытьем?
Но, бля, это ж Санька!
Решительно толкаю дверь и вздрагиваю: младший лежит на животе, уткнувшись в подушку, и его острые плечи мелко подрагивают от душимых рыданий.
Сажусь на край кровати и неуверенно опускаю руку на его спину.
– Свали! – шепчет сорвано.
– Ну, чего ты рыдаешь? – получается как-то просяще. Блин, вот никогда не умел успокаивать плачущих.
– Не твое дело, – и снова всхлип, который мелкий явно пытался сдержать.
– Может, все же расскажешь мне что-нибудь? – невольно выделяю последние слова, вкладывая в них особый смысл.
Сжимается в комок и крепче обнимает подушку. А у меня екает сердце.
Зачем-то ложусь рядом, тяну его к себе и прижимаю, обхватывая рукой поперек груди. Не сопротивляется, только всхлипывает глухо.
Утыкаюсь лбом в его пахнущий каким-то сладким шампунем затылок и закрываю глаза.
Глава 3.
Когда я проснулся, то не сразу сообразил, где нахожусь. Я лежал на смятом одеяле, крепко обнимая подушку, пахнущую смутно знакомым сладким шампунем. Рядом никого не было.
Впрочем, мое замешательство длилось всего пару секунд. Продрав окончательно глаза, я в подробностях вспомнил сегодняшнее утро, разговор с мамой и то, как отчаянно рыдал Санька, уткнувшись в эту вот самую подушку.
Но почему он вдруг расплакался, я так и не понял.
Сажусь на кровати, отчаянно тру глаза. Судя по пасмурному полумраку за окном – времени уже часов семь. Капли дождя барабанят по подоконнику и крыше. Звук этот как-то успокаивает.
Интересно, куда делся мелкий.
Поднимаюсь, застегиваю расстегнутые почему-то джинсы и иду к двери. Нужно найти Саню, поинтересоваться, ел ли он и что-нибудь перехватить самому.
***
Брата я нахожу в кухне. Стоит у стола со стаканом воды в одной руке и стаканчиком таблеток в другой. Знаете, бывают такие маленькие пластиковые стаканчики, в которых дают таблетки в больницах.
Нахер их дома-то вот так вот раскладывать?
– Что там у тебя? – спрашиваю, хотя прекрасно знаю, что.
Саня вздрагивает, поворачивается резко. В глазах – беспомощность.
Интересно, как он намеревался скрывать от меня эти свои приемы таблеток весь месяц. Одно слово – ребенок. Мать тоже хороша, могла бы и сразу мне сказать все, как есть. В конце концов, именно я сейчас отвечаю за младшего.
– Витамины, – и я вижу, как белеют его пальцы, стискивающие стакан с водой.
Мне стоит усилия не усмехнуться. Врать братишка как не умел, так и не научился.
– Ну, и для чего тебе их пить? – не понимаю, зачем нужно врать мне́. Я ведь его чертов брат!
– Чтобы... – запинается, облизывает нервно губы, – чтобы поддерживать организм.
О, как.
– И давно их пьешь? – продолжаю загонять мелкого в угол. Мне хочется, чтобы он сам все рассказал. Так будет... легче?
Интересно, для кого. Не для Сани точно.
– Почти год, – больше он на меня не смотрит. Гипнотизирует взглядом пол.
– Сань, – сжимаю кулаки, – ты точно ничего не хочешь рассказать?
Мотает в ответ головой. Вот упрямый. Ладно, я сам все скажу.
– Я знаю, что ты болен, – говорю это тихо, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
– Чем? – мелкий почти шепчет. Его губы дрожат.
Господи, что ж так тяжело-то?!
Подхожу ближе, опускаю ладонь на худое плечо, и чувствую, как брат тут же напрягается, словно ждет от меня удара или насмешки.
– Я... – да бля, да как это сказать нормально? Это вообще можно как-нибудь сказать вслух?! – Я знаю, что у тебя ВИЧ.
Повисает пауза. И в тяжелой тишине я слышу, как капает из плохо закрытого крана вода.
– Сань... – начинаю было, но он отворачивается, опирается руками о стол, опускает голову, закрываясь челкой.
Только открываю рот, чтобы предпринять еще одну попытку продолжить разговор, мелкий глухо спрашивает:
– Теперь считаешь меня шлюхой?
Это он о чем? Глупо смотрю в его спину, соображая. А потом до меня вдруг доходит, что...
– Я знаю, что тебя... изнасиловали, – я слышу себя словно со стороны. Никогда не думал, что придется обсуждать подобное с братом.
Саня издает то ли нервный смешок, то ли всхлипывает. А потом тихо говорит: