– Он меня любил!
– Да? – В вопросе Топса была изрядная доля иронии. – И почему же тогда он от тебя отрекся?…
– Я сама ему велела отречься! – горячо проговорила Кроха, глядя почему-то на меня. – Иначе его могли…
– Да ничего бы ему не сделали, просто он тебя не любил, а использовал! – спокойно, но жестко перебил ее Топс.
– Ну, Топсина-мопсина, теперь ты у меня и каштанов не получишь! Хоть на брюхе приползешь – не получишь! – закричала Кроха, но в ее крике звенели слезы обиды. И я понял, что Топс говорит правду.
– Прошу прощения, уважаемый Топс, – немедленно вмешался я в их спор, – но мне кажется, что госпожа Кроха не могла полюбить недостойного… сквота! – И, повернувшись к готовой разрыдаться фее, спросил: – Он был очень хорош?
Кроха подняла свои огромные глаза к потолку пещеры, прижала руки к груди и воскликнула:
– О, он был красив, как утренний туман, благороден, как черный гризли, и мудр, как филин!
«Какие сомнительные комплименты!…» – удивленно подумал я и тут же услышал тихий хохоток Фоки, все еще прятавшегося за столом. Однако Кроха не слышала этого обидного смеха и продолжала восхищенно описывать своего возлюбленного:
– Он говорил такие слова, что мое сердце таяло, как сливочное мороженое в только что прогоревшем очаге…
– А делал такие дела, что сажа в этом очаге по сравнению с его делами казалась только что выпавшим снегом… – пробурчал себе под нос Топс, причем его бурчание звучало довольно мрачно.
Кроха бросила укоризненный взгляд на зеленоголового каргуша и снова повернулась ко мне:
– Теперь ты понимаешь, уважаемый сэр, почему я предпочитаю никому не показываться на глаза?
– Ага, – пискнул из-за стола чуть приподнявший оранжевую голову Фока. – Мы считали, что в ее наказание входит и лишение тела, а оказывается, она сама пряталась!…
Я упер руки в поясницу и исподлобья уставился на двух враз присмиревших каргушей. Я так долго держал паузу, что они заволновались и совершенно скрылись за каменной плитой. И тогда я заговорил:
– Недостойно разумных существ издеваться над любовью! Какой бы она ни была – она священна! И если ваш Демиург счел поведение феи… – я лихорадочно подбирал нужное слово, – …неправильным, это не дает вам права дразниться! Стыдно, господа каргуши! Стыдно и недостойно!
Затем, повернувшись к Крохе, я снова припал к ее ручке, а потом как можно галантнее произнес:
– Я надеюсь, ты не лишишь меня своего общества, хотя бы на то время, пока я буду находиться в этой пе… обители.
– Во! – раздался из-за столовой плиты голосок Топса. – А ты его боялся! Посмотри, какой он галантерейный!
Личико Крохи просветлело, и она, не обращая внимания на притаившихся каргушей, ласково ответила:
– Сэр Владимир, если тебе не противно видеть наказанную фею, то я…
И она смущенно потупилась.
– Слушай, Топс… – донеслось из-за стола, но в тот же миг я бросил в сторону спрятавшихся каргушей такой взгляд, что он вполне мог прожечь дыру в каменной столешнице. Во всяком случае, Фока ойкнул и замолчал, не закончив свою очередную пакостную фразу. Я же, довольно улыбнувшись, вновь обратился к Крохе:
– Противно видеть?! Да я готов отдавать по дню собственной жизни за каждую минуту, проведенную рядом с тобой! Может быть, у тебя найдется несколько свободных минут, чтобы познакомить меня с местными достопримечательностями, а то приставленные ко мне… соглядатаи так и норовят то войну мне объявить, то спрятаться от меня подальше! Общаться с ними просто нет никакой возможности!
Фея бросила презрительный взгляд на противоположный конец стола и вдруг взмахнула неизвестно откуда появившимся в ее руке ореховым прутиком.