Рядом скрипнула дверь и раздались голоса – униженно-просящий Лея и холодно-презрительный Эша. Олис нахмурился, припоминая, какой сегодня день недели. А вспомнив, сочувственно вздохнул. Пятница. Значит, сегодня Лей опять всю ночь будет ублажать «своего» клиента. И его просьбы и мольбы не помогут – пока этот садист будет платить за него бешеные деньги, он будет творить с маленьким хрупким Леем все, что ему заблагорассудится. И то, что после его посещений этого мальчика-облачко приходится откачивать чуть ли не в реанимации, мало волнует Эша. Клиент всегда прав. Олису вдруг стало стыдно. Здесь, рядом с ним, живут те, у кого действительно есть повод для самоубийства, те, кому гораздо хуже, а вот на перила полез он. А они живут, держатся. До конца. А он… Слабак.
Дверь резко распахнулась и на пороге возникла массивная фигура Эша.
- Привет, Энджел, - тонкие злые губы раздвинулись в попытке приветливо улыбнуться, но Лей уже испортил ему настроение, и поэтому попытка не удалась.
- Здравствуй, Эш, - Олис спокойно поднял на него взгляд. Эш ни о чем не должен догадаться.
- Где ты был? – глаза Эша, и без того весьма узкие, сузились еще больше.
Сердце Олиса дрогнуло. Но он спокойно встретил вопрошающий взгляд «шефа».
- Просто гулял.
Эш хмыкнул и шагнул в комнату. Он был почти на голову выше Олиса и раза в два его шире. И тяжелее килограмм на пятьдесят. Не раз и не два Олис думал, что же влечет мужчин, подобных Эшу к маленьким и хрупким мальчикам, вроде него или Лея. Хотя себя Олис к хрупким никак не относил, но, по сравнению с Эшем сам себе казался ребенком. А Эш, между тем, времени не терял. Подошел и просто сгреб Олиса, сжал до хруста в костях. Приподнял над полом и лизнул губы Олиса. Тот еле сдержался, чтобы не скривиться от отвращения. Слишком хорошо знал, как это наказуемо. Любое проявление подобных чувств каралось двойной или тройной «сменой». А это значит, что отрабатывать свой «грех» тебе придется уже не здесь, в тепле и сухости относительно комфортного для проживания дома, а стоя на улице в одной легкой курточке. И это все для их же блага, разумеется. Чтобы «мальчики» знали и помнили, что им еще повезло по сравнению с теми, кто работает там постоянно. И что-то Олис не мог припомнить тех, кто бы с первого раза не усвоил «урок». Такие здесь просто не выживали – их выкидывали работать на улицу. И уже никому не интересно, что будет с тем, кому не повезет, и он попадется в лапы какому-нибудь извращенцу. В лучшем случае его доставят в больницу и тут же забудут о нем. В худшем – его труп будет неопознанным валяться в морге, пока не истечет срок и его не похоронят за счет государства. Подумав об этом, Олис вздрогнул.
- В чем дело, сладкий? – Эш всегда славился отменной реакцией.
Олис как можно безразличнее пожал плечами:
- На улице холодно – я еще не отогрелся.
Тонкие губы Эша растянулись в улыбке:
- Так я тебя быстро согрею, - его руки скользнули под майку Олиса и тот только молча стиснул зубы. Господи, когда он уже надоест Эшу? В доме полно мальчишек, ну, почему именно он? Жаль, что он никогда не спросит об этом Эша: слишком уж свежа была память о последнем таком вопросе. После наказания он не мог ходить два дня, а от мысли, что ему придется подставлять кому-то свою разодранную задницу, начиналась истерика. Хорошо хоть, что Эш дал ему отойти. Хотя дело тут не в его «доброте», а в том, что клиенту нужен не порченный «товар».
А руки Эша тем временем продолжали блуждать по телу Олиса, дыхание становилось все тяжелее. Олис беспомощно закрыл глаза, подставляя шею под мокрые поцелуи, от которых его тошнило.
- Сладкий, сладкий Энджел, - шептал Эш, распаляясь все больше. – Сладкий мальчик, сахарный.
Рука Эша нырнула под завязку штанов, и Олис зажмурился, пытаясь отстраниться от происходящего. Но тут по дому прозвенел еще один звонок, и Эш, чертыхаясь сквозь зубы, отпустил его. Олис немедленно опустил голову, чтобы челка закрыла его лицо и тихо, еле слышно выдохнул. Слава Богу…
В волосы вплелись пальцы и с силой дернули его голову вверх. Олис тихо застонал от боли, но, встретившись с темными бешеными глазами Эша, прикусил губу.
- Сегодня пятница, Энджи, а это значит, что у нас сегодня особые гости. Я не забыл, как ты проштрафился в прошлый раз. Если сегодня случится что-нибудь подобное, я отправлю тебя на улицу, - зрачки Эша сузились. – На недельку. Так что работать хорошо в твоих же интересах. Ты меня понял, Энджел?
Олис коротко сглотнул и кивнул. Что угодно, только не улица.
- Замечательно, - протянул Эш и, дернув его напоследок за волосы, вышел за дверь.
Оставшись один, Олис обнял себя руками, пытаясь сдержать дрожь. В прошлый раз… не было ничего особенного. Просто его очередной клиент решил снять порнофильм с ним в главной роли. Так, домашнее видео. Подумаешь, что тут странного – за свое пребывание здесь ему и не такое приходилось делать, но это почему-то настолько зацепило его, что он про себя решил, что участвовать в этом не будет. А в результате… В результате он два дня валялся в постели, стараясь поменьше двигаться: после того, как его хорошенько отымели перед камерой, с ним позабавился один из охранников – негр ростом почти под два метра. Обычное наказание Эша за «небольшое» непослушание. Еще мягкое по сравнению с неделей на улице.
В комнате зазвучала тихая музыка, и Олис вздрогнул: вот и началось. Двери открыты, а это значит, что пора спускаться и приступать к работе. Олис вздохнул, автоматически привел себя в порядок и вышел в коридор, утопающий в красных коврах, зеркалах и прочей ерунде, призванной подчеркивать богатство и значимость приходящих сюда клиентов. Рядом послышался чей-то тихий вздох, и Олис обернулся. Но, встретившись с небесно-голубыми глазами Лея, отвернулся. Во взгляде того уже не было ни страха, ни паники. Только обреченность. Лей знал, что его сегодня ждет, и знал, что этого не избежать. Сердце Олиса сжалось от жалости. Ну почему так происходит? Лей был маленького роста, тоненький и хрупкий, как былинка. Его пепельные волосы лежали вокруг нежного, почти девичьего личика, делая его похожим на маленькое серебристое облачко. А огромные глаза… Олис как-то раз видел его «пятничного клиента» - здоровый мужик с горой мускулов и бычьей шеей и горящими безумием блестящими глазами садиста. Тогда Олис в первый раз почувствовал облегчение, что не он выступает в роли его игрушки. Лей никогда не говорил, что с ним делали, да никто и не спрашивал – все просто отводили глаза, словно он был смертельно больным. Но после пятничной ночи Лея всегда выносили на носилках из «глухой» комнаты, специально сделанной с абсолютной звукоизоляцией. Олису как-то раз пришлось побывать там. Воспоминание об этом посещении он старался стереть из своей памяти до сих пор.
- Я думал, что ты не вернешься, - прозвучал тихий, почти безжизненный голос Лея. Олис вздрогнул и развернулся:
- О чем ты?
- О том, - Лей склонил голову набок. – Я видел, как ты уходил. Как человек, который не собирается возвращаться.
Олис прикусил губу. Воспоминания о сегодняшнем вечере мгновенно всплыли в его памяти. Его последняя прогулка, скользкие перила, черная вода и яростные глаза.
- Мне… помешали.
В глазах Лея на секунду зажглась искра интереса, но почти сразу погасла.
- Значит, не судьба.
Он чуть улыбнулся своей печальной улыбкой и, развернувшись, пошел к лестнице, низко опустив голову. А Олис смотрел ему вслед, и сердце наполняла холодная ненависть. К этому миру, к этому дому, к себе самому. Ко всему тому, что заставляет их делать это. Лей догадался. Шестым, седьмым, десятым чувством, но догадался. О том, куда и зачем уходил Олис, обо всем. Лей, Облачко… Юноша восемнадцати лет, который выглядит максимум на четырнадцать, с глазами, полными смертельной усталости от жизни.
Олис выдохнул и направился вслед за ним, на «смотрины». Спустился вниз и, ни на кого не глядя, направился к подносу со спиртным. Если повезет и он успеет выпить достаточно много до появления первого клиента, все пройдет гораздо легче. Но надеяться на это глупо: «клиенты» не любят, когда от них пахнет алкоголем и поэтому за всеми мальчиками всегда следит кто-то особо бдительный. Вот и сейчас – стоило Олису взять в руки бокал, как рядом материализовался «мадам Натали» - бывший «работник» этого милого заведения, заслуживший почетную роль здешней мамочки-надзирателя. И, грозно глядя в глаза Олиса, прошипел: