- Даже не думай, Энджел. Не зли меня и не заставляй меня жаловаться Эшу, он и так зол на тебя.
Олис хмыкнул, но послушно поставил бокал на место. Надо было все-таки шагнуть с этого чертового моста – сейчас бы не знал никаких проблем. Его взгляд скользнул по остальным мальчикам, и лицо залила краска стыда. Лей сидел с гордо поднятой головой, так, как будто его сердце сейчас не сжимается в тугой комочек от страха перед сегодняшней ночью. Так, как будто он сейчас не в борделе, а на приеме у короля. Словно почувствовав его взгляд, Лей повернулся. Пару секунд всматривался в глаза Олиса, и светло ему улыбнулся. А потом его лицо исказилось, он весь как-то сжался, глядя за плечо Олиса. Тот обернулся и поджал губы, чувствуя, как клокочет ненависть внутри. В дверях залы стоял постоянный клиент Лея. Он пробежался взглядом по всем присутствующим мальчикам, наткнулся на сидящего Лея и застыл. Губы растянулись в нехорошей усмешке, и он поманил его пальцем. Лей обреченно поднялся, опустив голову. Тут же рядом с ними нарисовался Натали и, подобострастно улыбаясь, повел их за собой. У подножия лестницы Лей оглянулся, и Олис вздрогнул. Столько тоски стояло в голубых глазах…
- Привет, сладенький, ты свободен?
На талию легла чья-то рука, и заученная улыбка, вбитая неделями наказаний, сама собой скользнула по губам Олиса:
- Конечно.
- Как зовут тебя, куколка?
- Энджел, - на одном выдохе произнес Олис.
Мужчина вскинул брови:
- Энджел? Ты не похож на ангела.
«Скажите это Эшу…» Олис еле успел прикусить язык, чтобы не дать этим словам вырваться наружу. Все это не имеет смысла, просто не имеет смысла.
- Но меня так зовут.
Мужчина улыбнулся:
- Хорошо, пусть будет Энджел.
И началась работа. Лица клиентов мелькали перед глазами, как в калейдоскопе. Кажется, среди них была парочка уже виденных им ранее. Все, как всегда. Даже то, что сегодня пятница – день «особых» клиентов, как называли здесь мужчин с особо извращенными наклонностями, не сильно напрягало. Пару раз на него надевали кожаный ошейник с шипами и охаживали плетьми, но во всем этом не было ничего ни особенного, ни до этого не пробованного. Масленые глазки, похотливые руки и гримасы презрения уже после того, как все заканчивалось, и очередной клиент отваливался от него. Олис послушно выполнял все, что ему говорили, не допуская мозг до того, что происходило с его телом. Правда, в последнее время делать это почему-то становилось все трудней. И тогда он начинал думать о чем-нибудь отвлеченном. Обычно это помогало, но сегодня…
Сегодня перед глазами стояло лицо того незнакомца на мосту. Вернее то, что Олис смог разглядеть в тени. Всего лишь пара черт, которые врезались ему в память. И глаза. Их цвет Олис тоже не смог понять, но вот ярость, горящую в них, он помнил слишком хорошо. Олис неосознанно сжался, и мужчина сзади захрипел, кончая.
Прозвенел тихий звонок, и Олис облегченно вздохнул. Вот и все. Все закончилось и через пятнадцать минут здесь не останется никого чужого. Когда за его последним клиентом закрылась дверь, он рухнул на постель. Он полежит здесь еще пару минут, а потом встанет и пойдет к себе. Примет душ, смажет царапины и завалится спать до завтрашнего вечера. Всего пару минут…
Он проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Олис резко вскинулся, глядя почти безумными глазами по сторонам, а потом все стало на свои места. Он просто уснул в «рабочей» комнате. Рядом стоял Натали, кривя губы:
- Давай, красавчик, выметайся отсюда, здесь нужно прибраться. Если тебе не хватило и не хочется уходить, можешь обратиться к Эшу, думаю, он тебе не откажет.
Олис поднялся:
- Завидуешь?
Натали вскинулся:
- Что!? Ах ты, щенок…
Но Олис только фыркнул, направляясь к двери. Натали ненавидел его, и он отлично об этом знал. Трудно сказать, что послужило причиной этой странной ненависти: то ли положение «любимчика» Эша, то ли то, что Олис был единственным, кто не боялся длинного языка «мадам». Но Натали старался задеть при каждом удобном случае. Вот только Олису его придирки были, как комариные укусы – неприятно, но терпимо.
Он шел по пустому коридору к лестнице и уже почти добрался до нее, когда услышал донесшийся откуда-то сбоку слабый стон. Он притормозил и замер, прислушиваясь. А когда стон повторился, нерешительно пошел на звук. В голове промелькнула мысль, что, может, кто-то из клиентов еще остался, заплатив громадные «сверхурочные», но отмел эту мысль. Это было настолько редко, что, можно сказать, не было вообще – уж слишком дорогое это было удовольствие. Олис шел по коридору, прислушиваясь, но когда понял, куда привели его ноги, остановился, словно врезавшись в невидимую преграду. Приоткрытая, обитая черной кожей дверь, большая, тяжелая, похожая на дверь темницы. Дверь «глухой» комнаты. Олис непроизвольно сглотнул, когда перед глазами с пугающей яркостью встал обрывок воспоминания, которое он хотел забыть. Воспоминания о первом и единственном посещении этой комнаты. Тогда он отделался парой сломанных ребер, множеством ожогов от тлеющей сигареты и вывихнутым суставом. И считал, что ему еще повезло. Бедный Лей после посещения этой комнаты обычно не разговаривал два дня. Лей!! Олис вскинулся и, разом позабыв обо всех своих неприятных воспоминаниях, рванулся вперед. Он взялся за вычурную ручку и потянул дверь на себя. Тяжелая дверь поддавалась с трудом, но все-таки поддавалась. Когда щель расширилась достаточно для того, чтобы Олис смог в нее пролезть, он без малейших колебаний кинулся внутрь. И застыл, борясь с ощущением, что смотрит дешевый фильм ужасов. Комната была другой. Словно специально созданная для того, чтобы внушать ужас. Дыры в штукатурке стен, кровавые отпечатки, глубокие борозды – следы ногтей… Тусклый рассеянный свет, железная кровать с висящими на ее спинке наручниками, порванный в клочья матрас. И лежащий на ледяных камнях пола Лей, скребущий по ним ногтями. Абсолютно голый, покрытый лишь сеткой тонких, сочащихся кровью порезов. Под ним уже натекла темная вязкая лужица, он трясся, как в лихорадке и все время пытался подняться. Но снова и снова обрушивался на пол, заставляя капельки крови разлетаться по комнате. От удара о камни он тихо вскрикивал, а потом его крик переходил в стон. А Олис… Просто стоял и смотрел на это, не в силах пошевелиться.
И только когда мутный, безумный взгляд Лея наткнулся на него, он вздрогнул и очнулся. Бросился к нему, больно ударившись коленями об пол, но даже не заметил этого. Кровь мгновенно пропитала легкую ткань брюк, и красное пятно начало быстро расползаться по ним. Но он не заметил и этого. Протянул руку и легко, боясь причинить еще большую боль, коснулся Лея. Тот вздрогнул и сжался в комочек.
- Лей… Облачко…
Но тот его не слышал. По его лицу, покрытому синяками и порезами, катились слезы, перемешиваясь с кровью. Пепельные волосы стали почти черными. А губы… С ними было что-то не так. Присмотревшись, Олис охнул и отшатнулся. Они… они… Нитки, свисавшие из маленьких дырочек, клочья кожи… Их сшивали, а потом разрывали. Олис почувствовал, что его мутит, голова начала кружиться… И тут. Лея вдруг перестало трясти. Он весь как-то обмяк, словно до этого к нему подключили генератор, а теперь вот электричество убрали. Глаза прояснились, но Олис предпочел бы этого не видеть. Облегчение, странное спокойствие. Лучше уж безумие.
Остатки губ Лея дрогнули, и вместе с ними вздрогнул Олис. Ему захотелось заорать на Лея, чтобы тот не двигался, но он не мог заставить себя открыть рот и произнести хоть слово. И тогда он просто нагнулся над ним. Близко, так близко, что видел просвечивающие сквозь дыры в губах зубы.
- Энджи… никогда… не… сдавайся…
На плечо Олиса легла чья-то тяжелая рука, пальцы с силой сжались, заставив его вскрикнуть. А еще через мгновение он лежал на полу у стены, отброшенный этой самой рукой. Его откинули с дороги, как нашкодившего котенка. От удара дыхание на миг перехватило и в глазах потемнело. А когда прояснилось, он увидел разъяренного Эша, Натали и людей в белых халатах. Они суетились вокруг Лея, бестолково сталкиваясь, крича друг на друга, размахивая руками. От их мельтешения у Олиса мгновенно заболели глаза, и он просто прикрыл их. Просто прикрыл… И мгновенно начал сползать в вязкую темноту. Благословенное забытье. И уже на последней грани сознания до его слуха донесся злой беспомощный голос Эша: