Какая уж тут романтика! А вот дайте Гаррису в подручные толкового юнгу — и он сам поведет судно. Беда в том, что мы эту яхту знали! (о чем ему и поведали). Как-то Гаррису удалось заманить нас туда. Яхта пахла затхлой водой и водорослями; этот букет заглушал все другие ароматы; обычный морской воздух в подметки ему не годился — пахло, как на грязевом курорте. Спрятаться от дождя негде: кают-компания — десять футов на четыре, причем половину площади занимает плита, которая при попытке подбросить уголька разваливается на куски. Ванну приходится принимать на палубе, и стоит тебе вылезти из лохани, как ветер тут же сдувает полотенце за борт. Всю интересную работу делали Гаррис и юнга: они бросали лаг, ставили рифы, отдавали швартовы, вставали к повороту; на нашу же долю выпало чистить картошку и драить палубу.
— Ну, раз не хотите, — сказал Гаррис, — давайте наймем другую яхту — со шкипером, командой и всеми причиндалами.
На это я никогда не пойду. Знаем мы этого шкипера: в его представлении отправиться на морскую прогулку значит лечь в дрейф, как они говорят, «в виду берега», причем того берега, где остались его жена, дети, любимая пивная, разлучаться с которыми он и не собирается.
Мне самому довелось нанимать яхту. Было это давным-давно, на заре нашей супружеской жизни. Стечение трех роковых обстоятельств толкнуло меня на эту глупость: нежданно-негаданно я получил кучу денег; Этельберта стала жаловаться, что соскучилась по морскому воздуху; в то злополучное утро, совершенно случайно, читая в клубе свежий номер «Спортсмена», я наткнулся на объявление:
«Для любителей парусного спорта. Уникальная возможность. „Гончая“, 28-тонный ял. В связи со срочным отъездом сдается на любой срок быстроходная яхта с великолепной оснасткой. Две каюты и салон; пианино фирмы „Воффенкопф“; новое прачечное оборудование. Условия: десять гиней в неделю. Обращаться по адресу: Пертви и К°, д. 3а, Баклсбери».
Все складывалось как нельзя лучше. «Новое прачечное оборудование» меня мало волновало, со стиркой можно подождать. Но «пианино фирмы Воффенкопф» звучало заманчиво. Я представил себе летний вечер, уютный салон, Этельберту, сидящую за инструментом; вот она берет первые аккорды — и тут вступает хор матросов (предварительно порепетировав); а наша яхта мчится на всех парусах в родной порт.
Я сел в кеб и поехал прямо в Баклсбери, д. 3а. В мистере Пертви не было ничего примечательного; скромная контора помешалась на четвертом этаже. Мистер Пертви показал мне цветную акварель, на которой была изображена «Гончая», обгоняющая ветер. Палуба вздымалась под углом девяносто пять градусов. Людей на палубе не было, они, должно быть, попадали за борт. И действительно, трудно было понять, как матросы могли держаться на ногах, не приколотив себя к палубе.
Я поделился своими соображениями на этот счет с хозяином, но он мне объяснил, что на картине изображено, как «Гончая» обходит кого-то там на повороте — факт, как известно, имевший место на гонках в Медуэйе. Мистер Пертви был настолько уверен в том, что все подробности той регаты мне досконально известны, что я постеснялся задавать вопросы. Два цветных пятнышка у рамки, которые я по наивности принял за бабочек, оказались, как выяснилось, вторым и третьим призерами престижных гонок. Фотография яхты, стоящей на якоре близ Грейвсэнда, производила меньшее впечатление, зато яхта на ней казалась более устойчивой. Удовлетворившись ответами на все мои вопросы, я нанял яхту на две недели. Оказалось, мне крайне повезло, что яхта требуется только на две недели (позднее я понял, что это действительно так): эти сроки устраивали другого нанимателя. Потребуйся яхта мне на три недели, мистеру Пертви пришлось бы отказать.