ЭЖЕНИ. Ну и странная фантазия!
ДОЛЬМАНСЕ. Ни одно пристрастие нельзя расценивать, как странное, моя дорогая; все они исходят от природы; ей угодно было, при сотворении людей, разнообразить как лица их, так и вкусы, а значит, несходство наших причуд должно удивлять нас ничуть не более, чем различие наших черт. Фантазия, о которой поведала ваша подруга, нынче входит в моду; множество мужчин, преимущественно пожилого возраста, являются преданнейшими ее поклонниками. Неужели вы, Эжени, отказали бы, попроси вас кто-нибудь о таком?
ЭЖЕНИ (краснея). Согласно внушенным мне здесь правилам, нельзя отказывать в чем бы то ни было, не так ли? Прошу простить мое излишнее изумление; ведь я впервые узнаю о подобных проделках, и мне еще предстоит постичь их суть; смею, однако, уверить моих наставников: от осмысления преподанного урока до претворения его в жизнь пройдет ровно столько времени, сколько они сочтут необходимым. И что же, бесценная моя, благодаря подобной снисходительности, ты добилась свободы?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Полнейшей свободы, Эжени. Я вытворяла все, что вздумается, он ни в чем не чинил мне препятствий, однако превыше всего ценя удовольствие, я не заводила постоянного любовника. Незавидна участь женщины, отважившейся на сердечную привязанность! Один любовник – и она погублена, в то время, как десять развратных сценок, возобновляемых ежедневно – если ей это по вкусу – едва отыгравшись, растворяются во мраке безмолвия. Я была богата: платила юношам, и они обслуживали меня, не спрашивая, как меня зовут; я окружила себя миловидными лакеями, строго их предупредив: будут держать язык за зубами – вкусят со мной нежнейшие утехи, проболтаются – будут безжалостно изгнаны. Не представляешь, ангелок мой дорогой, в какой омут сладострастия я окунулась! Всем женщинам, желающим воспользоваться моим опытом, советую вести себя именно так. За двенадцать лет брака я пропустила через себя примерно десять-двенадцать тысяч человек... Точно не припомню... В обществе же я слыву добронравной! А та, кто предпочитает постоянных любовников, попадается уже на второй интрижке.
ЭЖЕНИ. Правило это, похоже, самое надежное; постараюсь получше усвоить его; я тоже выйду замуж за богача, одержимого какой-нибудь фантазией... Но, признайся, дорогая, неужели твой муж строго придерживается своих вкусов и никогда не требует от тебя чего-то иного?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Никогда. Все двенадцать лет он ни разу не изменил своей привычке, за исключением тех дней, когда у меня менструация. Тогда он просит, чтобы я привела с собой какую-нибудь красотку, та подменяет меня – и все устраивается наилучшим образом.
ЭЖЕНИ. Вряд ли он этим довольствуется; наверное, он старается разнообразить свои утехи на стороне?
ДОЛЬМАНСЕ. Даже не сомневайтесь, Эжени, супруг мадам известен, как один из величайших распутников нашего века; на удовлетворение непристойных вкусов, только что описанных вашей подругой, он тратит ежегодно свыше ста тысяч экю.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. По правде сказать, думаю, это не совсем так; а, впрочем, что мне до его похождений, чем их больше, тем вернее оправдываются и покрываются собственные мои грешки.
ЭЖЕНИ. Остановись поподробнее, прошу тебя, на том, как молодой особе, замужней или незамужней, предохранить себя от беременности, меня это, признаться, очень страшит, как в браке с будущим супругом, так и на стезе разврата; в рассказе о пристрастиях твоего мужа ты указала один из таких способов; однако подобное наслаждение, видимо, весьма приятное для мужчины, на мой взгляд, вряд ли доставляет особую радость женщине, а мне хочется научиться вкушать наши, чисто женские удовольствия, не подвергая себя риску забеременеть.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Опасность зачать ребенка возникает только тогда, когда девушка допускает проникновение спермы во влагалище. Ей следует старательно этого избегать, подставляя взамен все, что угодно: свою руку, свой рот, свои сиськи, свой задний проход. Избрав последнюю дорожку, она вкусит бездну наслаждений, куда более острых, чем все остальные; другими способами она в большей мере доставит удовольствие не себе, а партнеру.
Рассмотрим все по порядку, начиная с руки; недавно ты убедилась воочию, Эжени – ею нужно встряхивать орган своего дружка так, словно ты накачиваешь насос, такие движения приводят к выбросу спермы; все это время мужчина целует тебя, ласкает, изливая свой сок на ту часть твоего тела, которая ему больше всего нравится. Предпочитаешь между грудей? Ложишься на кровать, помещаешь мужской член между сиськами и зажимаешь его – партнер, совершив несколько толчков, извергается, затопляя тебе соски, а порой и лицо. Этот способ – наименее сладострастный из всех и годится для женщин, чья грудь уже достаточно разработана, чтобы умело сжимать и сдавливать член. Использование рта куда приятнее – как для женщины, так и для мужчины.
Наивысшее наслаждение ртом достигается так: женщина ложится валетом на тело любовника: он вставляет свой кляп ей в рот, голова его оказывается между ее ляжек, и он языком вонзается ей во влагалище или водит им по клитору, возвращая ей то, чем ублажает его она. В этой позе каждому желательно ухватиться за ягодицы партнера и пощекотать друг дружке задний проход – незаменимое дополнение, усиливающее взаимную страсть. Пылкие любовники с богатым воображением проглатывают изливающийся им в рот сок и испытывают изысканное наслаждение, поглощая драгоценный сей бальзам, злорадно утаенный от общепринятого назначения.
ДОЛЬМАНСЕ. Эта поза восхитительна, Эжени. Рекомендую испробовать. Надругательство над диктатом размножения и над тем, что невежды понимают под законами природы, и впрямь необычайно заманчиво. Кстати, и ляжки, и подмышки порой не прочь приютить мужской член и предоставить убежища, где он прольет свое семя, исключая всякий риск оплодотворения.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Одни женщины вводят в глубину влагалища губки, впитывающие сперму и препятствующие ее проникновению в детородный сосуд; другие заставляют своих партнеров применять мешочки из венецианской кожи, обычно называемые «кондомами», куда собирается семя, не достигшее конечной цели; однако среди всех ухищрений наилучшим, бесспорно, следует признать использование заднего прохода. Возможность порассуждать на эту тему предоставляю вам, Дольмансе. Кто лучше вас опишет страсть, ради которой вы – если потребуется – и жизни не пожалеете?
ДОЛЬМАНСЕ. Это моя слабость – сознаюсь. И уверяю: нет в мире удовольствия возвышенней; обожаю забавляться с представителями любого пола; хотя юношеский зад все же дарит ощущения более сладостные, нежели девический. Тех, кто предается такой страсти, называют содомитами; удостоился звания содомита, так уж будь им до конца. Всаживать в женские задницы – значит быть им только наполовину: природа повелевает, чтобы фантазию эту мужчина удовлетворял с мужчиной; именно в расчете на мужчин прививает она такой вкус. Утверждение о том, что эта мания для природы оскорбительна, не выдерживает критики. Зачем природа побуждает потакать импульсам, которыми сама же нас и наделила? Продиктует ли природа нечто, способное ее принизить? Нет, Эжени, тысячу раз нет; будучи содомитом, ты служишь природе ничуть не менее преданно, чем не будучи таковым, а возможно, еще более свято. Размножение – всего лишь уступка с ее стороны. Как может она предписать, в качестве непреложного закона, действие, отнимающее у нее право на всесилие? С помощью размножения осуществляется проведение в жизнь первоначальных ее замыслов. В случае полного разрушения рода человеческого главной задачей природы станет создание новых существ, намного совершеннее прежних. И кто знает, вдруг новое сие творение окажется куда более лестным для ее гордости и могущества?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Знаете, Дольмансе, с такой системой вы, пожалуй, докажете, что полное пресечение рода человеческого явилось бы ценной услугой, оказанной природе, я права?
ДОЛЬМАНСЕ. Какие могут быть сомнения, мадам?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. О, небо праведное! По-вашему, войны, чума, голод, убийства – все это напасти, легко укладывающиеся в необходимые закономерности природы, и человек, выступивший в роли их орудия – не преступник, а оказавшийся страдающей стороной – не жертва?