Вот только… школу они закончили двадцать лет назад. Или около того. И из носа у Липатова текла самая настоящая кровь.
Костюченко убрал пистолет обратно в кобуру и подбежал к приятелю.
— Андрюха! Что с тобой? Что случилось?
Но, кажется, он знал ответ. Наверняка на Липатова напали. Может, хотели отобрать деньги, а может — машину. А скорее всего — и то и другое. Его избили. Да, его избили.
— Андрюха! Ты чего?
Липатов шатался, как пьяный. Но странное дело: чуткий нос Костюченко не мог уловить запах спиртного. Лейтенант взял Липатова под мышки и встряхнул:
— Эй! Что с тобой?
Липатов окинул его мутным, ничего не выражающим взглядом. Изо рта у него показалась густая красная слюна.
— Я… я — я-я… Там… — он махнул рукой куда-то за спину Костюченко.
— Что?
Дальше случилось неожиданное. Липатов вдруг крепко схватил лейтенанта за рубашку и изо всех сил рванул на себя. Костюченко увидел, как рот его злобно ощерился, зубы и десны были испачканы в крови, словно Липатов загрыз кого-то. Сейчас он собирался загрызть старого школьного приятеля. Окровавленные зубы громко щелкнули в миллиметре от его щеки. Костюченко отпрянул, но Липатов крепко держал его за рубашку.
— Бронцы! — прохрипел он. — А-а-а-хм! Кровь! — Он набрал полную грудь воздуха и завизжал — страшно и пронзительно, — обдав лейтенанта мелкими кровавыми брызгами: — ГОЛОВА! ГОЛОВА!
Костюченко надавил ему на кадык, пытаясь убрать от своего лица эти страшные зубы, вместе с тем он боялся, что съехавший с катушек Липатов извернется и вцепится ему в руку.
— Эй! Кто-нибудь… — Он услышал тяжелый топот форменных ботинок. Кто-то спешил на помощь.
Костюченко, не отрывая рук от липатовского горла, скосил глаза. Микола. Постовой из ИВС. Молодой парень, еще в сержантах ходит. В прошлом году ездил в Чечню и вернулся оттуда с медалью. Но каким-то притихшим. Серьезным.
Микола, не останавливаясь, с размаху ударил Липатова в скулу. Голова сумасшедшего запрокинулась, кровь брызнула на стекло водительской двери. Микола размахнулся и ударил еще раз.
Костюченко почувствовал, как тело под его руками обмякло, и Липатов стал медленно оседать. Но руки он так и не разжал.
Липатов упал, и Костюченко услышал сухой треск. Это оторвался карман от его форменной рубашки. Кусочек голубой ткани был крепко зажат в руках Андрюхи.
Костюченко с трудом перевел дыхание.
— Фу-у-у, черт! Чуть не укусил. Представляешь, кусаться полез? — Он говорил это с удивлением и в то же время словно оправдывался. — Что с ним делать-то?
— Давай в четвертую. Там пусто, — ответил Микола. Высокий, стройный, загорелый, с кривым носом, он напоминал какую-то голливудскую звезду — до тех пор, пока не открывал рот. Зубов у Миколы было немного. Гораздо меньше, чем задумано природой. А те, что остались, почернели и были изъедены кариесом.
— Давай… — Костюченко посмотрел на рубашку. На месте кармана торчали голубые нитки и кусочки материи. — Вот ведь черт, а!
Вдвоем они подхватили бесчувственное тело и понесли в подвал — туда, где размещался ИВС. Изолятор временного содержания.
* * *
Десять часов двадцать девять минут.
— Дежурный по штабу МЧС Московской области слушает!
— Область? Это Серпухов! Исполняющий обязанности дежурного диспетчер Ковалев! У нас нештатная ситуация! Полный отказ электроники! Есть жертвы! Переходим на работу с резервного пульта управления! Как поняли меня?
— Дежурный по штабу МЧС Московской области диспетчер Силантьев принял. Понял — «перехожу на работу с резервного пульта». Доложу по команде наверх! — Голос его смягчился, стал не таким официальным. — Что за жертвы, Слава?
— Лешка Фомин обгорел. Сильные ожоги верхней части туловища. «Скорая» его только что увезла. Теперь вся надежда на врачей.
— Ого! — Виктор Силантьев выругался.