– Скримслова пучина… – глухо простонал монах.
Сесть удалось с трудом. В голове что-то звенело и булькало – странно, вроде бы не били… Но в любом случае последнее, что Мадельгер мог припомнить, это то, как он согласился на любезное предложение лорда Сьера. И ведь говорил Росперт, что чревоугодие – зло! И ведь вляпывался уже из-за этого в неприятности – чего стоит история с Кайо! Так нет! Захотелось остаться на «легкий обед»! Это ж надо быть таким идиотом!
Мужчина сдавленно застонал, оперся спиной о стену и прикрыл глаза – от одного взгляда на синие линии пентакля начинало мутить – благо, начертанная на полу фигура занимала не всю площадь комнаты и позволяла сидеть, вытянув ноги.
– Очнулись, отец Мадельгер? – Знакомый голос полновластного правителя Ругеи звучал откуда-то сверху и сзади.
Мужчина медленно приоткрыл глаза, поднял голову – в одно из окошек в металлической двери как раз и заглядывал в комнату Адельмар.
– Вашими молитвами, – хрипло простонал монах.
– Моими? – Дворянин недоумевающе заломил бровь. Но дверь, похоже открывать не собирался.
Хотя проверить стоило.
– Выпустите меня.
– И не подумаю. Кстати, отец Мадельгер, а с каких пор вы перешли на «вы»?
Пришлось вспоминать навыки:
– Сын мой, ты забываешь, что я путешествовал по многим городам, а везде разные нравы и обычаи… Но ни один из этих обычаев не разрешает запирать посланника Единого и удерживать его!
Голос Адельмара был ровен и спокоен – видно, период переживаний уже прошел:
– Я предлагал вам помочь мне подобру. Вы не захотели.
– Да не могу я!
– Прекратите ломать комедию, отец Мадельгер! – гневно оборвал его тюремщик. – Все знают, что посланники Единого способны изгонять саламандр, вселившихся в человеческие тела! А раз способны, то делайте!
– Я…
– Не знаю, почему вы отказываетесь, но предупреждаю сразу! Вы и сами знаете, что саламандра может жить в человеческом теле не больше месяца, а после этого погибает, уничтожая своего носителя. Короче, другого монаха в Лундере нет и вряд ли появится в ближайший год. У вас ровно месяц, чтобы спасти Селинт. Вы либо выйдете отсюда вместе с ней, изгнав саламандру, либо умрете вслед за нею!
Окошко захлопнулось.
Мадельгер встал, оглянулся… На металлической двери отпечаталось человеческое тело – похоже, несчастную не сразу заперли в пентакле, и она некоторое время буйствовала в этой комнате, пытаясь выбить собою дверь…
– Твою ж мать… – тихо простонал мужчина.
* * *
За месяц до этого…
– Ты идиот.
– Я знаю. – В голосе Мадельгера проскользнули нотки иронии. – Кстати, где там Кайо? Кайо!
Его собеседник – обнаженный до пояса, крепко сложенный мужчина лет тридцати на вид, осторожно коснулся бинтов, туго охватывающих грудь, и с тяжелым вздохом откинулся на тонкую подушку:
– И все равно собираешься идти? – На вопрос он не обратил ни малейшего внимания.
– У меня нет выбора, Росперт, и ты это прекрасно знаешь.
– Выбор есть всегда, – нравоучительно сообщили ему в ответ. – И ты тоже это прекрасно знаешь. Вот сейчас – на кой тебе идти в Ругею? Подожди пару месяцев, я поправлюсь и вместе отправимся искать подходящего нанимателя!
Под потолком кружилась надоедливая муха, а за окном, не замолкая, орали коты – что ни говори, а постоялый двор, в котором временно застряли Мадельгер и Росперт, был отвратительным, но особо выбирать было не из чего. Последнее жалованье оба приятеля уже давно потратили и сейчас оставались в «Серой лани» исключительно из милости хозяина.
Разноглазый только хмыкнул:
– Ага, только за эту пару месяцев мы помрем с голоду. Я спустил последние гульдены на твое лечение, а у нас еще и Кайо на шее висит. Вдобавок ты не даешь продать свою клячу. А между прочим, за нее можно получить не менее пяти крейцеров!
– Ты издеваешься?! – вспыхнул Росперт. – Рейтар – и без лошади?! Если вы, босоногие ландскнехты, можете себе позволить разряжаться как петухи и бегать по земле, то мы…
– То вы носите траур, как общипанные вороны, и не спускаетесь со своих кобыл на твердую землю, – отрезал его собеседник. – Да где ж этого мальчишку носит?! Кайо!
Росперт ухмыльнулся:
– Он изображает, что не подслушивает разговор. Кайо! Киндеритто, где ты?!
Оглушительно заскрипела дверь, и в комнату боком, с трудом удерживая поднос с едой, вошел мальчишка лет десяти на вид.
– И ничего я не подслушиваю! – обиженно буркнул он, опуская свою ношу на стул. – Меня учили, что подслушивать нехорошо.
Росперт ухмыльнулся во весь рот:
– Вот видишь, какой честный оруженосец нам попался! Он никогда не подслушивает под дверью, верно, киндеритто?
– Верно! – горделиво вскинул голову мальчишка.
Разноглазый ухмыльнулся и подвинул стул с принесенной снедью приятелю, а сам лишь отломил небольшой кусок от краюхи с хлебом:
– Просто поражаюсь… Кстати, Росперт, я все никак не пойму. Что за «киндеритто»? Что это вообще такое? – Задумываться, откуда мальчишка взял еду при полном отсутствии денег, ландскнехт не собирался.
Его приятель приосанился – точнее, попытался это сделать, потому что из-за бинтов ему даже шевелиться удавалось с трудом:
– Так я же происхожу с юга Дертонга, а это обычное слово…
– Росперт, ты идиот! – с набитым ртом прочавкал разноглазый. – От того, что ты добавишь к нашему фрисскому слову «киндер» уменьшительную частицу «-итто», оно не станет от этого дертонжским! И…
– Мойя йесть нэ поним-мать, о чем ви говорит! – заносчиво сообщили ему в ответ. – Ми ест дертонжец. Ми ест коренной жит-тэль сосэдний королефстф и фэээрноподданный Ее Фэличестф!
– Угу, – согласно кивнул разноглазый. – Поэтому ты наемничаешь здесь, во Фриссии, и поэтому у тебя типично дертонжская фамилия Барнхельм. Дертонжистей некуда.
– Одуванчик, завянь, – ласково посоветовал ему приятель.
И сказал он это совершенно зря…
– Я сто раз просил не портить моего имени! – взорвался Мадельгер. – Да, мое имя имеет южнофрисские корни, но это ничего не значит! Оно не переводится! Оно не изменяется! И тебе никто не давал права называть меня Одуванчиком, Лопухом, Аиром или Горечавкой!
Кайо, привыкший к тому, что разноглазого очень трудно вывести из себя, замер, пораженно глядя на мужчину. Он совершенно не ожидал подобной вспышки гнева.
А Росперт словно и не удивился. Смерил приятеля долгим взглядом и вздохнул:
– Обожаю, когда ты перечисляешь все варианты своих прозвищ… Может, все-таки ну ее, эту Ругею, а?..
…«Ну ее» – не удалось, денег у приятелей так и не появилось, и уже на следующий день Мадельгер отправился в путь. У ландскнехта – наемного пехотинца – судьба одна: жизнь от войны до войны, от боя до боя… Ну или от найма до найма.
Последний договор истек с неделю назад, и Мадельгер с Роспертом, поучаствовав в нескольких боях, неплохо заработали. Но тут, в самой последней стычке, буквально за день до истечения годового контракта Росперта ранили… И все деньги ушли на лекаря.
Знакомцы из одной с Мадельгером компании говорили, что это бред. Ну не может ландскнехт дружить с шварцрейтаром. Нет ничего общего у пехотинца с конником, но… Судьба как-то познакомила их на поле боя, судьба руками одного спасла жизнь другому, и судьба, конечно, удивительным образом в одно время раз за разом прекращала контракты у обоих и заставляла наниматься к одному и тому же хозяину. Ну как тут не подружиться?
Как говорилось ранее, бросить приятеля на произвол судьбы Мадельгер не мог, деньги ушли на лекаря. Росперт должен был поправиться через пару месяцев, но жить-то на что-то надо было, и разноглазый не придумал ничего лучше, как оставить раненого на попечение Кайо, а самому проехать в Ругею, наняться на месяц-полтора на службу – солдаты всегда нужны – и подзаработать. А как Росперт выздоровеет, можно будет уже вместе искать новые контракты.