— А бывает у вас, что кого-нибудь так убивают? — спросил Хаста.
— Только если на то будет воля богов, — хрипло отозвалась Марга, не сводя взгляда с поединщиков.
Ширам давил все сильнее, но Аршаг по-прежнему силился вырваться. Он пытался нащупать косу противника, однако было видно, как его пальцы теряют ловкость. Теперь казалось, что он царапает ими воздух. Постепенно его движения замедлились...
— Остановись, Ширам! Боги сказали свое слово!
Руку властным жестом подняла немолодая женщина с горделивой осанкой и холодными серыми глазами — предводительница рода Бунгар, единственная из глав семейств седовласая, точно покрытая снегом горная вершина. Одета она была как воин, с той же мрачной роскошью, что и прочие саары.
Хаста уставился на нее с невольным любопытством. Он знал, что, выходя замуж, женщины накхов круто меняют свою жизнь, обрекая себя на добровольное заточение в своих башнях. Далеко не всем приходилась по нраву такая перемена. Саари рода Бунгар была одной из таких женщин: отказавшись от замужества и права завести собственных детей, она с годами стала прославленной воительницей и матерью всему своему огромному роду.
— Боги изъявили свою волю, Ширам, — заговорила она. — Ты — саарсан! Нынче в полночь на твое чело возложат змеиный венец, и ты сможешь призвать свой народ идти туда, куда сочтешь верным. Никто не посмеет тебе противиться. Даже если ты прикажешь всем нам прыгнуть в пропасть, никто не ослушается. Но ответь на один мой вопрос, Ширам, сын Гауранга. Я участвовала в семнадцати войнах и стояла рядом с твоим дедом в четырех битвах, а потому имею право задать его. Никто из сааров не желает тебе зла. Однако за каждым из нас — один из великих родов. Мы хотим знать, какую судьбу ты уготовил нашим детям?
Когда седая накхини замолчала, Хаста легко тронул за руку свою соседку. Та отдернула руку, но повернулась:
— Чего тебе, жрец?
— О чем она говорила?
— Арза-Бану хочет знать, что саарсан решил насчет войны c Араттой.
— Я бы тоже не отказался, — пробормотал Хаста, чувствуя, как его кидает в жар и начинает тревожно колотиться сердце. Услышал ли его Ширам? Не забыл ли клятву? Или по-прежнему желает только мстить?
С глаз Ширама уже сняли повязку и утерли ему кровь с лица. Он натянул рубаху, намотал обратно кушак, надел поверх него боевой пояс и начал вооружаться. Саары внимательно глядели на него, ожидая ответа. Наконец Ширам закончил, мельком глянул на Хасту и заговорил громко и резко. Вожди, слушавшие его речь, то хмурились, то сжимали кулаки, то просто кривили лица и перешептывались. В целом же было ясно, что слова саарсана стали для них полнейшей неожиданностью.
— Что он говорит? — тормошил Хаста свою «защитницу».
Та слушала с таким же потрясенным видом, как и прочие.
— Тела наших родичей едва остыли! — вместо ответа возмущенно бросила она. — Их кровь взывает к отмщению — а мы не будем мстить?! Разве так можно? Мы не пойдем войной на Аратту?!
Хаста едва заметно вздохнул с облегчением. Зеленые глаза накхини полыхнули.
— Эй, жрец! Уж не ты ли вбил ему в голову такую блажь?
Тот не успел и рта раскрыть, но девушка, услышав еще что-то, тут же о нем забыла:
— Или все-таки пойдем? Но зачем нам их царевич? К чему поднимать лик Исвархи рядом с нашим Змеиным Солнцем? Мы просто должны пойти и покарать... О Великая Бездна! Так мы будем воевать или нет?
Тем временем Ширам вдруг прервал свою речь, повернулся и принялся шарить по толпе взглядом.
— Хаста! — повелительно крикнул он. — Иди сюда!
— Жрец Хаста, — проворчал тот, поднимаясь. — Мог бы обратиться и почтительней. Я все же личный посланник святейшего Тулума...
Впрочем, его слов никто даже не расслышал.
— Расскажи им то, что поручил тебе Тулум, — приказал саарсан.
— Благодарю доблестного Ширама за возможность молвить слово в столь высоком собрании, — с достойным видом произнес Хаста.
— Не тяни змею за хвост, жрец Исвархи, — буркнул подошедший к прочим вождям Аршаг, прижимая тряпицу к разбитому лицу. — Что ты хочешь нам предложить?
— Прежде всего — выразить восхищение твоим боевым искусством, храбрый саар. Я говорю сейчас от имени святейшего Тулума, верховного жреца Аратты и брата государя...
— А чем нам поможет ваш верховный жрец? — перебил его Аршаг. — Если он все еще жив, то наверняка заперт в стенах собственного храма.
Вместо ответа Хаста торжественно поднял руку, показывая всем золотой перстень, данный ему на прощание Тулумом.
— Любой служитель Господа Солнца обязан повиноваться этому знаку. А значит, все городские храмы, храмовая казна и храмовая стража — в моей воле. Кстати, напомню, что, если Аюр не найдется, именно Тулум наследует трон. Киран — наш общий враг. Если он будет сокрушен, можно не сомневаться — с Накхараном заключат совсем иной, равный договор.
Саары умолкли, обдумывая его слова. Их лица были хмуры — предложенное Ширамом и его советником звучало весьма необычно.
— Благодарю тебя за ответ, Ширам, сын Гауранга, — вновь поднялась Арза-Бану, не глядя на жреца. — Стало быть, ты хочешь возвести на престол царевича Аратты, но даже не знаешь, где он... Мы выслушали и тебя, жрец Хаста. Ты говоришь занятные вещи — будто этот перстень наделяет тебя неслыханной властью. Впрочем, пока это лишь твои слова... Но главное — Отец-Змей и Мать Найя сегодня ясно показали, на чьей они стороне. А они не желают гибели Накхарана, — стало быть, эта война может быть выиграна. Будь по-твоему, Ширам! Мы поднимем знаки Солнца и Змея, сломим сопротивление там, где оно будет, и войдем в ворота, там где их откроют... — Она чуть помедлила. — Я и мой род поддерживаем Ширама!
После этого не было больше ни вопросов, ни споров. Один за другим вожди накхов, кто с явным одобрением, кто с неохотой, вставали и на оружии клялись в верности:
— Да будет славен Ширам, сын Гауранга, саарсан накхов!
Глава 3Змеиный венец
Когда совет вождей завершился и стоявшие за спинами сааров ближние воины разнесли весть о том, что двенадцать великих родов провозгласили Ширама саарсаном Накхарана, Хаста решил было, что на этом дело завершено. И теперь пора готовиться к веселой — ну, по накхским понятиям о веселье, конечно, — пирушке. Тут он надеялся, что ждать долго не придется, поскольку уже давно стемнело, а за разговорами он не успел толком перекусить. Дорога от поля битвы к развалинам вообще не баловала сытными трапезами. Отряд без обоза жил лишь охотой и случайным грабежом.
Но вместо того чтобы заняться приготовлением каких-нибудь причудливых местных блюд, воины собрались у костров и принялись деловито раскрашивать друг друга: мазать лица сажей и вырисовывать на руках подобие чешуи. Иные из них, видно, считались мастерами своего дела — к ним ожидали своей очереди по нескольку человек, а те сосредоточенно выводили на зачерненных лицах белые узоры.
Хаста чувствовал себя брошенным и позабытым. Не то чтобы никто не обращал на него внимания, — стоило ему чуть отойти от шатра рода Афайя, на него тут же обращались вопросительные и весьма недружелюбные взоры. Потом кто-нибудь обязательно кидал веское слово на местном наречии, и откровенно неприязненные взгляды сменялись слежкой исподтишка. Решив не рисковать, рыжий жрец устроился возле костра рода Афайя и, разложив свой неизменный свиток на камне, принялся зарисовывать поглощенных своим таинственным делом накхов.
— Чем ты тут занят? — раздался над его головой недовольный голос Ширама.
— Коротаю время. Скоро мы будем ужи...
Хаста обернулся к другу, и слово застряло у него в горле. Пожалуй, сейчас он не проглотил бы самый лакомый кусочек. Лицо Ширама исчезло — оно было полностью зачернено, сливаясь с ночной темнотой. Зато во весь лоб красовалась змеиная голова с распахнутой пастью. От змеиной головы через макушку вниз спускалась тугая коса с вплетенными в нее блестящими черными лентами с вышитыми серебристыми зигзагами и точками. Рядом с вождем накхов хлопотала богато одетая молодая женщина, вплетающая в оконечность косы граненое серебряное острие. Еще одна накхини подрисовывала змее клыки, и без того очень убедительные.