А нас голыми угонят на завод и в награду каждому
поставят свежий крест осиновый...
Федосейка отер красное лицо рукавом драного полушубка. Несколько мгновений тянулось молчание. Мужики слушали разинув рты. Слышно было, как
булькала вода в канавке. Затем разом закричали:
- Разве можно это стерпеть? Где же правда? Бояре правду в болото закопали! Не смеют нас с земли сводить! Нет такого указа! Не покоримся!
Рябой сутулый мужик предложил послать челобитчиков к царю.
- А толку от этого много ли? - возражали ему. - Челобитчиков схватят для сыску и допросу и когда еще выпустят...
Опять загалдели мужики, и встал сидевший на бревне старый Савута Сорокодум. Свисавшие из-под колпака седые волосы от времени покрылись
зеленым налетом, как мшиные охлопья на старых елях. Савута помахал костылем.
- Послушайте мине, робятушки. Кто мине может от пашни оторвать и на заводы услать? Да я свежей мозолью семь десятков лет распахивал
пашенку.
Здесь раньше мокрядь была. Я от маметака <От маметака - от тех лет, когда счет годам начался.> помню, как по этим лесам, где исстари соха,
и коса, и топор ходят, все отцы и деды наши расчищали буреломы, секли деревья. Все эти земли до пустоши Заклюки и речки Заключки наши мужики
пеньковские распахали. А коли приказчик Меренков похваляется, что нас от пашни оторвет и на плавильни угонит, так нам одно осталось взяться за
топоры...
Савута опустился на бревно и, качая лохматой седой головой, долго сердито стучал костылем.
- За топоры! Заложим засеки! Поставим дозоры, подымем другие деревни!
Кто может нас от пашни оторвать, если мы к пашне привычны и оброк платим?
Пускай кузнецы нам сготовят рогатины, копья и вилы, и мы уйдем дальше в лес; а в случае нас будут дальше теснить, двинемся к Сибири на
вольные земли.
Глава 5
ДЕД ТИМОФЕЙКА ЧУДЬ-ПАЛА
Близ пруда на опушке рощи чернела кузница. Дыры в стенах ярко переливались огнями. Из отверстия на крыше валил черный дым. Из кузницы
слышалось пыхтенье мехов и ровные удары тяжелого молота.
Крестьяне без нужды воздерживались ходить в кузницу, потому что дед Тимофейка не очень жаловал, когда его отрывали от работы. Он в сердцах
способен был облаять и швырнуть чем придется в непрошеного гостя. "Будешь под руку говорить - сожгу железо, - говаривал он в гневе. - А сожжешь
железо, ничем уж не исправишь, и заместо топора выйдет только дрючок".
Три крестьянина подошли к кузне. Первый толкнул дверь. Со скрипом натянулась веревка с тяжелым камнем на конце, и дверь громко
захлопнулась.
Вошедшие стали у самой двери.
Дед Тимофейка, приземистый, с широкими плечами и длинными руками, возился подле наковальни. Ободранный кожаный передник защищал его грудь.
На взъерошенные длинные волосы он наискось нахлобучил остроконечную шапку.
В правой руке он держал небольшой молоток - ручник <Р у ч н и к - небольшой молоток, которым работает кузнец-мастер, указывая, куда должен
бить помощник, молотобоец, ударяющий тяжелым молотом - балдой или кувалдой.>, в левой - клещи. Он ловко орудовал клещами, подвигая то вправо, то
влево раскаленную докрасна железную полосу.
Рядом стоял Касьян в выцветшей пестрядинной рубахе, тоже с кожаным передником на груди.