- А что? – спросил я.
- Не знаю, что, но у тебя лицо такое страшное!
- Оно всегда было страшным, - сказал я, укладываясь на свою шконку.
- Нет, не всегда. Сейчас ты оттаял немного, уже лучше выглядишь, а как вошёл…
- Ох, Коля, я понимаю, у тебя тоже жизнь была невесёлая, давай её не ворошить?
- У тебя было свидание? – догадался Колька. Я кивнул, лёг на спину, уставился на потолок. А Колька сел рядом со мной, стал гладить мою голову. Я глянул на него, но не отстранился.
- Коля, а правда, что ты… ну, родителей своих…
- Не родителей, Саш, отчима. И ещё раз бы убил. Это ведь он, маму…Долго издевался над нами, хлыщ ё…ый, а в тот вечер убил. Я всё слышал, поэтому, дождавшись, когда уснёт, он же пьяный был! Взял нож, сам наточил бруском, и горло ему…. - Колька сглотнул, - Потом милицию вызвал. Они приехали, увидели спальню, всю в крови. Да я и не отпирался, только вот зачем маму на меня повесили, не понимаю.
Колька лёг рядом со мной, обнял и сказал шёпотом:
- Сань, знай, чтобы ни случилось, у тебя есть верный и преданный друг!
Я тоже его обнял, понимая, что, пока у тебя есть друг, жить сложно, но можно.
Когда нас привезли в какой-то аул в ровной, как стол, степи, я думал, что более унылого места в мире нет. Однако, как оказалось, это было не так, немного позже отвезли нас в такое место, что в нём показался этот аул центром вселенной.
Набралось нас всего около шестидесяти ребят, возрастом от девяти до четырнадцати лет.
Честно говоря, первое время я не мог определить их возраст. Были мальчишки девяти лет, выше четырнадцатилетних убогих созданий. Эти, так называемые подростки, уже отбыли в этих степях по три-четыре года. Глядя на них, я понимал, что, через некоторое время мы будем такими же, высохшими и корявыми.
Посадив нас в грузовики, крытые брезентовым тентом, повезли куда-то в голую степь. Охраняли нас два солдата внутренних войск азиатской наружности, с автоматами.
Когда нам разрешили сойти на землю, мы поняли, что такое белое солнце пустыни.
Несмотря на осень, солнце палило немилосердно, ровная, как стол, голая степь, красноватая пыль с песком, которая сразу захрустела на зубах. И две кибитки посреди степи. Вместо колодца – цистерна с водой, рядом стояла цистерна с горючим.
Когда зэков построили, перед нами вышел человек, напоминающий бандита из вестернов, в панаме с лихо закрученными полями, с платком, закрывающим лицо, на боку висел револьвер, с патронташем, и объявил:
- Граждане осужденные! Лагерь для себя вы будете строить сами! Скоро подвезут стройматериал, из него будем делать саманный кирпич, и строить жильё. Еды пока на всех хватает, вода по норме, три кружки в день. Бежать не советую, погибнете. Ещё собаки. Если нападут собаки, сразу сворачивайтесь клубком, потому что собаки в первую очередь откусывают мягкие места, особенно любят половые органы, то есть яйца. Понятно, что они вам больше не пригодятся, но умереть мужчиной, всё-таки, думаю, более почётно, чем кастратом. Теперь вольно! Разойдись! Устраивайтесь, ребята, только к кибиткам не подходите, на землю не садитесь, здесь водятся скорпионы и каракурты. Отдыхайте! – и начальник лагеря ушёл, даже не представившись. А мы начали «устраиваться».
К нам подошли двое конвойных, принесли кирки и лопаты. Объяснили, что ни ложиться, ни складывать на землю одежду, не следует. Поэтому надо вкопать несколько столбиков, вон лежат, натянуть верёвки и на них повесить одежду. Когда будем одеваться, тщательно надо всю одежду осмотреть. Почему надо раздеваться, объяснят старожилы.
Старожилы, нехотя, объяснили, что воды даже для питья нет, стираться и мыться не будем, поэтому робу надо беречь. Позже привезут рабочую одежду, а пока так: снимем с себя всё, кроме рубах, чтобы не обгореть, и ботинки надеваем, чтобы не наступить на какую-нибудь ядовитую гадину.
Пока мы вкапывали столбики и развешивали одежду, привезли стройматериал.
Что такое саманный кирпич, наверняка знает каждый: это глина, навоз, и солома, можно сено добавлять. Чтобы кирпич делать, надо сначала выкопать яму, засыпать глиной и прочими ингредиентами, добавить воды, и перемешивать, топчась в яме ногами.
Так мы и сделали. Мы с Колькой, и ещё несколько ребят разулись и начали топтаться в густой жиже, приготовляя массу, потом другие ребята накладывали её в формы, лопатами. Следующие сушили кирпичи, потом, когда подсыхало, сразу выкладывали стены, чтобы было, где ночевать.
Для туалета вырыли выгребную яму, положили сверху пару досок, так как дерево было в дефиците.
Так что надо быть особенно осторожным и внимательным, при пользовании этим чудом инженерной мысли, чтобы не сыграть в яму с нечистотами.
К вечеру у нас было укрытие от ветра, выложили три стены, высотой полтора метра, выровняли пол, постаравшись перекопать все норки насекомых. Из привезённого штабеля досок настелили пол, просто положив доски на слеги. Здесь мы проведём первую ночь.
Из штабеля досок соорудили подобие стола, и поужинали сухим пайком, потому что столовую ещё предстояло построить. Запили ужин кружкой вонючей воды, как объяснили, с витаминами, чтобы не выпали зубы второй раз. После второго раза, говорят, уже не вырастают.
Наработавшись, улеглись спать вповалку.
Покусали, конечно, насекомые, но не смертельно. Привезли рабочую одежду, состоящую из рубах, почти по колено, широкополых панам, и тапочек-шлёпанцев на толстой несгибаемой подошве, её даже верблюжья колючка не прокалывала.
Штанов нам не полагалось, не доросли ещё до того, чтобы штаны носить. В смысле, никаких, даже в виде трусов.
Одежду, в которой мы приехали, убрали, до холодов. Между тем стройка продолжалась, обеспокоенные охранники подгоняли нас, убеждая, что, если не справимся, можем помёрзнуть все, насмерть.
И, как ни странно, стройотряд, состоящий из детишек, справился. Мы выстроили столовую, правда, не до конца, сквозь крышу было видно небо, окна без рам. Дом для охраны, даже казарму построили, только покрыть крышу не успели, как следует.
Что ещё сделали? Обнесли наш родной лагерь колючей проволокой. Не для того, чтобы никто не сбежал, а так, обозначили территорию. Ну, а потом сами попросили ещё колючки. Все вместе натягивали, вместе с охраной, погуще. Это, когда к нам в гости стали заглядывать волки.
Когда стало холодно, выдали нам тюфяки, их мы набили привезённой соломой, выдали солдатские одеяла.
В своей казарме мы сделали нары, то есть приподняли доски над полом, спали всё так же, вповалку, чтобы не замёрзнуть.
Чем кормили? Я долго не мог понять, что нам давали в глиняных мисках, потом решил, что это сухой картофель с чем-то. Варили какую-то крупу, типа чечевицы. Хлеб выпекали сами надзиратели, иногда вместо хлеба давали лепёшки.
Мы не жаловались, понимая, что трудимся для себя. Надзиратели были вполне взрослыми ребятами, по-своему заботились о нас, даже жалели иногда. Был среди них и фельдшер, не Генрих, того позже прислали, уже ближе к лету, а нормальный парень, даже мужчина, Моисей Абрамович, педиатр по профессии.
Как мы узнали позже, все эти надзиратели сами были бывшими заключёнными, теперь отбывали последний год, на поселении. По мере сил они старались облегчить нам жизнь. Конечно, делали это своими методами, довольно жестокими, но за суровую зиму померли только два человека, от скоротечной пневмонии.
Когда выпал первый снег, нам разрешили одеться в нашу робу.
Конечно, перед этим мы помылись, правда, в первый и последний раз. Натопили снегу, натаскали саксаула, кизяков, и нагрели воды. По нормам мыло выдавали, поэтому его много было на складе.
Старшие ребята, кто провёл в этих местах уже несколько лет, говорили, что зимы здесь непредсказуемые.
Может быть тепло, как весной, могут задуть ветра, насыплет снегу, могут ударить морозы.
Конечно, мы надеялись на лучшее, готовясь к худшему.
С моим-то везением!
Ударили крепкие морозы, но осенний завоз всё-таки пришёл. С расчётом на Ташкентскую зиму.