— Куда? — не понял Иванушка.
— Чего? — насторожился Сергий.
— Куда уваля? Или кого?..
— Сам ты — кого! — рассердился Волк. — А это сеточка для лица у шантоньских дам такая!
— А… э-э… А при чем тут?..
— При том, — брюзгливо пояснил фразеологизм Серый, — что это значит «сделал что-то — и концы в воду». То есть, покрыто все сеточкой. Шито-крыто. Комар носа не подточит.
Иванушка задумался.
— Но сеточка шантоньская… она же прозрачная! Через нее же видно всё будет!
Серый недоуменно наморщил лоб:
— Ну… если в несколько слоев… и мешковиной сверху прикрыть… И вообще, чего ты ко мне привязался со своей сеткой! Это шантоньцы придумали — с них и спрашивай! А мне ты лучше ответь, на кой пень мы к этому твоему Эриху идем!
— Чтобы спросить у него, не знает ли он, кто был на дереве ночью, — тихо и терпеливо, хоть и явно не в первый раз, ответил Иванушка.
— А если это он был? — тоже не в первый раз и так же тихо и терпеливо, словно разговаривая с маленьким ребенком или большим сумасшедшим, произнес Волк. — Он тебе признается, да? Он похож на идиота?
— Может, и не признается, — неохотно допустил Иван. — Но по глазам его будет видно!
— А-а. Ну да. По глазам, — кивнул Сергий и вздохнул.
Цель их похода и на этот раз ускользнула от него, как таинственный вандал ночью с апельсина. Потому что ему, чтобы убедиться в вине чародея, ни по глазам, ни по ушам, ни по иным частям тела или лица видеть ничего было не надо. А при проницательности его товарища по глазам Эриха тот мог определить разве что их наличие.
* * *
Встретила юных сыщиков на пороге домика матушка Эльза. Она улыбнулась, поинтересовалась самочувствием и новостями и спросила, не повидать ли ее квартиранта они пришли. Потому что если да, то он спит, так как всю ночь безвылазно проработал в мастерской ее покойного мужа, которую она отдала ему под это… слово такое иноземное… на «р» начинается… или на «б»… если не на «а»… потому что мельник, прослышав про его искусство обращения с животными, заказал ему заговор от мышей, хомяков и крыс.
— И что, совсем никуда из своей… э-э-э… мастерской ночью не выходил? — подозрительно склонил голову Серый.
— Не выходил, — истово затрясла головой старушка. — Там дверь знаете, какая скрипучая! Я бы точно проснулась. Я ведь чутко сплю, как птичка небесная.
— А-а… опять вы… — в дверном проеме за плечом матушки Эльзы появился ее квартирант, зевнул и кисло уставился на визитеров сквозь спутанные волосы, упавшие на лицо. — Чего на этот раз надо?
Иванушка смущенно откашлялся, кинул быстрый взгляд на Волка — не захочет ли тот начать разговор, но Волк лишь приподнял брови домиком, и вступать в беседу пришлось самому царевичу:
— Извините, если оторвали вас от важных дел… Но не могли бы вы случайно знать… или подсказать… или подумать… кто сегодня ночью мог испортить дерево Петера?
— Опять? — фыркнул Эрих, но от Волка не ускользнула тень довольной улыбки, мелькнувшей и пропавшей на губах мага.
— Опять, — кивнул Сергий. — Кто-то залез на него и растерзал на кусочки почти всё, только макушка осталась.
— Вы уже всех жителей Глюкфельда обошли с расспросами? — неприязненно поинтересовался чародей.
— Н-нет… Мы сразу к вам, — растерялся царевич. — А что?
— Просто интересно, почему вы начали с меня, — Эрих одарил лукоморцев убийственным взглядом.
— Ну… это… такое необычное… происшествие… не объяснимое… естественными законами природы… и общества… и может… может, волшебник должен знать…
— И что необычного в том, что кто-то с ножовкой или кусачками забрался на этот глупый столб и распилил его на куски? — раздраженно фыркнул Эрих.
— Но в том-то и дело, что не было слышно никаких звуков, кроме стука веток! — воскликнул Иванушка.
— Ножовка с глушителем? — осторожно предположил маг.
[9]
— А на стволе отпечатались следы когтей! — лукоморец выложил на бочку самый значительный факт, не вдаваясь в подробности чуждой для него теории инструментов.
Что он значил, не мог предположить даже он.
Но чародей, кажется, знал.
— Когтей? — непонимающе нахмурился вондерландец, и на его помятой со сна физиономии сарказм и раздражение на миг уступили место беспокойству. — Но… погодите, каких еще когтей? Ствол-то ведь чугунный!
— Когтей, — подтвердил Сергий. — Я тоже видел. Тот — или то, что залезло на апельсин, вцеплялось в ствол когтями. Не меньше львиных, наверное.
Физиономия Эриха вытянулась.
— Неужели это был… был… был… Кабуча…
— Кто это был? — недопонял Иванушка.
Волшебник побледнел, и рука его потянулась ослабить ворот рубахи, и без того расстегнутый до солнечного сплетения.
— Если на дерево было наложено проклятие… а другой причины появления монстра я не вижу… это мог быть кто угодно! Виверна! Корокота! Мартигора! Или…
— Или?.. — мужественно пытаясь показать, что ему совсем не страшно, выпятил нижнюю челюсть Иванушка.
— Или… все вместе… — наконец-то понимая сам, что сказал, промямлил Эрих.
Попытка Ивана с треском провалилась.
— П-понятно.
— Вивьен…ры?! Мантикоры?! Крококоты?! В Глюкфельде?!.. И что же это такое деется-то, а?! — матушка Эльза, испуганно моргая бесцветными глазками, закрутила головой и воззвала то ли к постояльцу, то ли к высшим силам.
[10]
— Куда добрым людям от нежити податься?! Напокупали импорта у кого попало!..
— Нет, что вы, никуда подаваться не надо! — запоздало осознав произведенный эффект, волшебник спохватился и успокаивающе погладил хозяйку по сморщенной ручке, вцепившейся в косяк, как в копье. — Всё в порядке! Дерево-то кончилось уже! И если это было проклятие, то им больше незачем приходить! Наверное…
— Да с чего оно кончилось-то? — не пропустив мимо ушей и «наверное», мрачно хмыкнул Серый. — Еще треть или четверть осталась недоизуродованной.
— Осталась? Точно? К-кабуча… — прошептал чародей и страдальчески сморщился с видом приговоренного ко всем смертным казням одновременно. — Кабуча… Вечером я должен там быть…
— Зачем? — не понял Серый. — Придет это чучело, доест апельсин и успокоится. Тебе же лучше.
— Мне?.. — чародей тупо уставился на Волка, но понял, откуда и куда дует ветер и поморщился. — А, ну да… устранение конкурента и всё такое… По уму-то да… конечно… Такую красоту, хоть и на папочкины деньги, никакими трудовыми подвигами и добродетелями не переплюнуть было… разве ж я не понимаю… Но если монстр, дожрав дерево, примется еще за что-нибудь? Или за кого-нибудь? Что тогда?
Сергий уважительно склонил голову. Если характеристика, данная магу трактирщиком, верна, то со стороны Эриха это будет не трудовой и даже не боевой подвиг, а чистой воды самопожертвование.
Если, конечно, это чудо-юдо апельсиноядное не было вызвано самим неудачливым конкурентом суконщика. Каковое предположение еще предстояло опровергнуть…
* * *
Эрих, как и обещал, появился у бренных останков чудо-дерева перед наступлением темноты.
Демонстративно игнорируя взволнованные шепотки глюкенфельдцев и сверлящий взор конкурента, чародей опустил на землю мешок, бугрящийся причудливыми и загадочными предметами, и принялся за развертывание противовиверновой обороны.
Зеваки, несмотря на угрозу появления питающейся металлом когтистой твари
[11]
, столпились на расстоянии десяти шагов от ствола почтительно-испуганным кругом, очень скоро превратившимся безо всякой магии в почтительно-испуганный квадрат, затем в почтительно-испуганный прямоугольник, ромб, октагон — причем постоянно уменьшающиеся в размерах.
Впрочем, проблема с габаритами и очертаниями скоро была решена отроком Сергием. Позаимствовав черный мел из коробки волшебника, он провел окружность диаметром метров в пять с деревом в роли центра, не забывая бормотать нечто заунывное себе под нос, а когда закончил, прищурился и замогильным голосом объявил: