Сам факт экономической и социальной успешности глобальной политической элиты в условиях исключительно острой конкуренции способствует формированию у нее самосознания, в основе которого лежит представление о собственной избранности и особом предназначении в мире.
В то же время характерной чертой глобальной элиты является ее слабое институциональное развитие, т.е. отсутствие в ее составе структур, которые можно было бы хотя бы приблизительно уподобить чему-то вроде «мирового правительства». В реальности глобальной элитой создано несколько десятков политических институтов, основную массу которых составляют неправительственные, некоммерческие организации. Наиболее известными, главным образом благодаря своей популярности в конспирологической литературе, помимо Совета по международным отношениям США и Четхем-хауса, являются Бильдербергский клуб, Римский клуб, Трехсторонняя комиссия и целый ряд других. Однако ни одно из них не может претендовать на роль мирового правительства, хотя соблазн представить их в качестве такового возникает регулярно.
Все эти и многие другие организации, перечислять которые здесь нет никакой необходимости, выполняют две основные функции.
Во-первых, они являются коммуникационными площадками для ядра глобальной элиты, на которых происходит формирование повестки дня, согласование позиций различных элитных групп, а также принятие решения, но не в смысле подписания тех или иных директив, а в смысле формирования и наращивания элитного консенсуса по обсуждаемым вопросам. Соответствующие дискуссии имеют место на разных площадках, при самых разных форматах участников, и при этом нельзя сказать, что какая-то одна из них имеет абсолютный приоритет перед другими.
Во-вторых, функцией многих политических институтов глобальной элиты является идеологическое, теоретическое и аналитическое обеспечение ее деятельности. Учитывая масштаб деятельности глобальной элиты, сложность, многоаспектность и противоречивость входящей информации, к аналитической составляющей этой деятельности предъявляются особенно высокие требования. Кроме того, слабость организационного управляющего контура глобальной элиты означает возложение дополнительной нагрузки на идеологический контур и сохранение внутренней связности элиты в первую очередь за счет идеологических ресурсов. Слабость институционального развития глобальной элиты определяет для нее приоритетность идеологического направления деятельности; соответственно, глобальная элита уделяет большое внимание поддержке научных исследований по приоритетной для себя тематике, выявлению нестандартных мнений, разработке моделей будущего. С этой целью политическими институтами глобальной элиты создана разветвленная система распределения грантов, с помощью которой они привлекают к решению своих аналитических и теоретических задач исследователей всего мира.
Как пишет председатель общества «Инициатива развития французской экспертизы в мире и Европе» Н. Тенцер, «влияние распространяется на различные коллегиальные органы и одновременно на экспертные группы, состоящие при международных организациях. Оно передается через научные центры, продукцию которых впитывают ведущие представители общественной мысли, и через международные конференции, зачастую носящие формальный характер и ничего не решающие, но вместе с тем вырабатывающие идеи, с которыми трудно не согласиться официально. Не будем забывать и о мировых СМИ, вносящих вклад в формирование “доктрины” правительств: поскольку все их читают, они представляют собой мощные структуры (иногда идеологические) распространения идей» [Тенцер 2013: 3].
Анализ соотношения идеологического и организационного начал глобальной элиты показывает ее слабую институционализацию, которая является не следствием ее недостаточной зрелости, а результатом ее сознательной политики. Иными словами, в настоящее время глобальная элита сама сдерживает собственную институционализацию и ограничивается слабоструктурированными коммуникациями в клубном формате, не пытаясь выстраивать иерархические структуры. Самостоятельное сдерживание собственной институционализации является ее уникальной чертой и свидетельствует об исключительно высоком управленческом потенциале ее идеологического контура.
Столь необычное поведение глобальной элиты, ограничивающей собственную институционализацию, в любом случае требует ответа на вопрос о его причинах. Отсутствие достоверной фактической или документарной информации на этот счет опять заставляет ступить на зыбкую почву предположений. Тем не менее рискнем выдвинуть на этот счет гипотезу, которая заключается в том, что сознательный отказ глобальной элиты от наращивания институционального качества имеет своей целью вывести себя из-под наблюдения общественности, максимально затруднить познание себя внешними исследователями и вообще скрыть от общественного мнения сам факт элитной транснационализации.
Транснационализация политической элиты не означает автоматического отмирания государственного суверенитета, так как десубъектизация политического института еще не означает его окончательное исчезновение. Тем не менее этот процесс свидетельствует о том, что лояльность глобальной элиты суверенным государствам возрастает в тех случаях, когда государства готовы предоставлять элите уступки в виде налоговых льгот, либерализации трудового законодательства, снижения экологических стандартов, строительства элитной инфраструктуры и других мер, призванных облегчить представителям глобальной элиты проживание и ведение бизнеса в этих государствах. Оперируя финансовыми, интеллектуальными, информационными и иными ресурсами, значительно превосходящими по своему объему ресурсы, находящиеся в распоряжении большинства государств, глобальная элита оказывается в привилегированном положении при ведении с ними диалога.
Отметим основные современные тенденции транснационализации политической элиты.
Во-первых, несмотря на то что интересы глобальной элиты все больше расходятся с интересами суверенных государств и их народов, представители этой элиты обладают прочными позициями, а зачастую и самой государственной властью во многих странах и вследствие этого имеют все возможности для выработки такой государственной политики, которая будет обслуживать интересы глобальной элиты. Более того, некоторые страны сознательно делают ставку в своем развитии на превращение своих территорий в места, привлекательные для проживания, инвестирования, обучения, отдыха и иных видов деятельности представителей элитных кругов со всего мира. В качестве примеров можно выделить такие государства, как Великобритания, Швейцария, ОАЭ, Сингапур, Монако, а также Гонконг, являющийся специальным административным районом КНР, самостоятельно решающим все вопросы, кроме обороны и внешней политики.
Особое место среди суверенных государств современного мира по своему значению для глобальной элиты занимают Соединенные Штаты Америки. Учитывая тот факт, что США представляют собой самую могущественную державу мира, прежде всего в технологическом и военном отношении, но не только, а космополитический сегмент американской элиты является ядром глобальной элиты, Америка объективно является основным форпостом этой глобальной элиты и ее главным связующим звеном с миром суверенных государств и их объединений. Американские стандарты прав человека признаются глобальной элитой универсальными и в этом качестве пропагандируются в качестве обязательных в глобальном масштабе, тем самым облегчая для нее вмешательство в дела суверенных государств при возникновении такой необходимости. США являются единственной страной, суды которой принимают к рассмотрению уголовные дела о преступлениях, совершенных иностранцами против иностранцев за пределами территории США, что позволяет им произвольно преследовать политических противников тех или иных представителей глобальной элиты из разных стран [Leval 2013: 16]. Наконец, именно американские вооруженные силы используются всякий раз, когда интересы глобальной элиты в том или ином регионе мира оказываются под угрозой.