Будучи вооруженными этим концептуальным орудием, мы и можем попытаться прояснить, что такое философский вопрос.
Исходя из ресурсной ориентации, можно выделить различные виды вопросов.
Очевидный пример необходимости эмпирической информации для ответа на вопрос Алисы, заданный Бобу: кто из приглашенных на вечеринку в субботу является вегетарианцем? Если возникает вопрос, сколько будет женатых пар и хватит ли стульев для всех, то в этом случае необходима дополнительная логико-математическая информация.
Но если возникает вопрос, не лучше ли провести вечеринку не в субботу, а в пятницу, то в этом случае сколько бы эмпирической и логико-математической информации Боб не использовал, он не смог бы дать Алисе точный ответ на этот вопрос.
Здесь и Алиса и Боб могут использовать различные доводы в пользу различных перспектив, и честно желая компромиссного решения. Такого рода вопросы Флориди предлагает называть открытыми. И не трудно догадаться, что философские вопросы как раз и относятся к числу открытых.
Философские вопросы таковы, что однозначный ответ на них нельзя получить эмпирически или логико-математически, с помощью наблюдений или калькуляций. Это открытые вопросы, которые остаются открытыми всегда для рационального и хорошо информированного, честного несогласия.
Этот вывод Флориди можно назвать блестящим, отражающим реальность философской ситуации. Вместе с тем этот вывод «сталкивается» с эмпирической ситуацией доминирующего цивилизационного влияния какой-то одной философской позиции – будь то позиция схоластики в эпоху Средневековья или позиция деизма и материализма в эпоху Просвещения. Философский вопрос в контексте эпохи воспринимается как «закрытый», получающий однозначный ответ, как открытие цивилизационной Истины.
Это открытие философии относится к пониманию реальности Универсума как первоначала и первопричины Бытия. Поскольку это открытие не может иметь ни эмпирического, ни логико-математического основания, то его следует считать несостоятельным. Если философы продолжают на нем настаивать, то следует признать, что философия с эпистемологической точки зрения мертва.
Флориди отмечает, что эту позицию философского нигилизма сформулировал Д. Юм, который спрашивал: если мы держим в наших руках любой том, посвященный божественным проблемам или школам метафизики, то давайте спросим: содержит ли он доказательства, количественные или числовые? Содержит ли он экспериментальные доводы относительно фактического положения дел и существования? Если ответы на эти вопросы будут отрицательными, то такой том нужно бросать в пламя костра, поскольку он не содержит ничего, кроме софистики и иллюзий5.
Заметим, что Флориди не соглашается с таким вандализмом, но не соглашается лишь постольку, поскольку считает правильным переформатировать предмет философии, следуя рассуждениям Мориса Шлика и Людвига Витгенштейна. Мориц Шлик считал, что будущее философии определяется тем, что некоторые философские вопросы исчезнут, когда будет показано, что они являются ошибочными, результатом неправильных пониманий нашего языка, а другие обнаружат себя как обычные вопросы.
Флориди предпочитает следовать Людвигу Витгенштейну, который интерпретировал философию как необходимую семантическую активность: предмет философии – это логическое проявление мысли; это не теория, а активность, способность сделать суждения ясными. К этой точке зрения на философию присоединяется и Мориц Шлик. В этом контексте сама философия оказывается процессом разрешения своих собственных проблем как псевдопроблем.
Таким образом, мы попадаем в классический тупик. Если для решения философского вопроса необходим эмпирический и логико-математический ресурс, то она превращается в обычную науку, решающую свои закрытые вопросы.
Тупик может быть разрешен, если существуют подлинные открытые вопросы.
Как видим, здесь не возникает вопроса о возможности специфического ресурса для философии, помимо эмпирического и логико-математического, и, соответственно, возможности однозначного ответа на философский вопрос.
Философия возникает в результате встречи человека как цивилизационного субъекта, т.е. носителя и символа бесконечного сознания, и универсума. В этой встрече и возникает проблема комфорта и дискомфорта отношений этих специфических реальностей.
Характерно, что когда выдвигают возражение философии, говорят о множестве открытых вопросов, имея в виду те или иные эмпирические обстоятельства жизни: будет ли ясная погода на майские праздники в следующем году? разразится ли финансовый кризис? можно ли рассчитывать на достижение 100-долларового рубежа за баррель нефти в следующем году? и т.д. и т.п. При ответе на такие вопросы ощущают явную нехватку эмпирического ресурса. Поэтому при пополнении эмпирического ресурса открытые вопросы становятся закрытыми.
Для философских вопросов их эмпирическая база «упирается» в проблему бесконечности универсума. Однако философский вопрос относится к реальности, которая находится здесь, рядом с нами всегда – это отношение двух бесконечных реальностей с точки зрения их смысла. Правильный ответ на этот вопрос проверяется в жизни человека в условиях его времени, времени данной цивилизации. Ответ на этот вопрос и является исходным в оценке конкретных ответов на конкретные вопросы обычной жизни и научных открытий. Вот почему Рассел говорил о «конечных» вопросах.
Флориди сравнивает ответ на конечный вопрос с тем кусочком пазла, который детерминистически определяет складывание всех частей пазла в смысловую картинку. Поэтому он критически относится к Cogito Декарта как исходному началу построения правильного философского рассуждения, считая его «контент-пустотой», похожей на геометрическую точку, а значит, бессодержательной. Проблема, однако, состоит в том, что кусочек пазла как начало содержателен, но поэтому он и не может играть роль философского начала, т.е. начала всех частных, отдельных эмпирических начал. Вопрос пазла закрывается последующими вопрошаниями, сопровождающими складывание картинки.
Философский же вопрос возникает и находит ответ во взаимодействии двух бесконечных составляющих, находящихся в состоянии постоянного вопроса и получения на него постоянного ответа. Д. Юм не смог бросить философию в костер и сжечь ее, поскольку философия – это сущность бытия самого человека как составной части универсума, стремящегося к истине своего бытия. Чтобы выполнить свой призыв, он должен был бы первым взойти на костер. Лучиано Флориди приводит интересное высказывание Даммитта, определяющее истоки философствования: «Философия действительно озабочена реальностью, но не так, чтобы открывать в ней новые факты: она стремится улучшить наше понимание того, что мы уже знаем. Она не ищет путей увидеть больше, но проясняет наше видение того, что мы видим. Ее цель, как сказал Витгенштейн, помочь нам видеть мир правильнее»6.
Но факты говорят о другом: философские открытия могут иметь столь существенное влияние, что оно может изменять духовные ориентации и облик цивилизации. Даммитт в этом случае дал описание своего личного восприятия философии. Но личное восприятие Даммитта может в эпоху тотальной информатизации, возникновения глобальных информационных сетей превращаться в общее в контексте формирования информационного универсума. Именно в информационном универсуме отпадает проблема увидеть больше. Если информационный универсум включает Всё, то задача отдельного индивида состоит лишь в том, чтобы правильнее видеть этот мир, а не открывать новые факты.
В этом контексте можно понять смысл алгоритма философской истины, предлагаемой Лучиано Флориди.
Если философская истина не может опереться только на эмпирический и логико-математический ресурс, поскольку он недостаточен, то следует правильно подойти к отбору философских вопросов, считает Флориди.