— Михаил Иванович, спросил я на том берегу, в прибрежном лазарете одного раненого солдатика-волынца, почему у него осталось ровно тридцать патронов. Не меньше и не больше. Знаешь, что он мне на то ответил?
— Догадываюсь, ваше высочество.
— Солдатик сказал, что дивизионный начальник приказал в день переправы взыскивать с каждого, у кого из положенных на человека 60 патронов останется меньше половины. Правда ли это?
— Правда. Я приказал в атаке на этом берегу не увлекаться пальбой, а работать больше штыком.
— Вижу, что твои хорошо сегодня потрудились в штыковых атаках.
— Дай Бог, чтоб так было и дальше, ваше высочество. Штыковыми ударами погнали турка от Систово.
— Расскажи нам, как дело было?
— Сам я переправлялся через Дунай в третьем эшелоне. Как только сошёл на берег, так сразу вон к той мельнице и поспешил. Стрельба там большая шла.
— Извини, перебью. Сильно турки дрались?
— Сильно. Перед самой мельницей идёт раненый солдат из литовцев. Одной рукой размахивает ружьём, а второй держится за пробитую голову и кричит: «Так нельзя! Разве так дерутся?» Дальше слышу крик в кустах. Подбежал с адъютантом и солдатами, что со мной переправились. Видим такую картину: раненый турок пытается заколоть нашего санитара, который хотел его перевязать.
— И что ты приказал?
— Приказал, разумеется, турка на штыки поднять. Грешен.
— Дальше говори. Каким ты, Михаил Иванович, бой с мельничной высоты увидел?
— Те, кто переправился, сильно растянулись вдоль берега. Местами полки перемешались в рукопашной. Стал наводить порядок распоряжениями. Потом встретил штабс-капитана Дронова из первого эшелона — весь в крови. Спрашиваю его: «Что, Дронов, вы ранены?» А он на мой вопрос не отвечает, а говорит: «Всё хорошо идёт, турки всюду сбиты».
— Штабс-капитана твоего к ордену представить можно?
— Безусловно, ваше высочество. Герой. Роту вёл в первом ряду, получил за бой несколько штыковых ранений.
— Будет награждён. Как артиллеристы наши действовали у Систово?
— Молодцами. Особенно горная батарея. Втащили пушки на речной обрыв и помогли пехоте отбить контратаку турок. Сильно они в ту минуту на нас навалились...
К месту, где стоял главнокомандующий, подошла сводная гвардейская рота Императорского конвоя. Она форсировала реку в числе первых и успела отличиться в рукопашном бою. Драгомиров спросил разрешения у великого князя:
— Дозвольте, ваше высочество, поблагодарить ваших гвардейцев за отличную работу? Не успел я сегодня это сделать. А вы спрячьтесь за адъютантов, а то не мне поздравлять бойцов придётся.
— Дозволяю, Михаил Иванович. Спрячусь.
Командир 14-й пехотной дивизии, подойдя к остановившейся роте, снял запылённую фуражку и сказал торжественно:
— Спасибо, братцы! Честь и слава вам, молодцы! Показали себя, сослужили службу царю-батюшке дети Русской земли!
— Рады стараться! — громко отвечали гвардейцы.
В эту минуту к ним, не выдержав, подошёл великий князь, войсками гвардии командир. При виде его нижние чины подтянулись, взяв ружья на караул, а ротный командир капитан Косач отдал рапорт. В знак благодарности Николай Николаевич сказал и своё слово:
— Спасибо вам, молодцы. Доказали на деле, что вы достойные представители гвардейских частей, и оправдали выбор вашего начальства. Знайте, братцы, что для меня вы как родные дети.
Ответом на такие отеческие слова стало «ура» гвардейцев. Великий князь обошёл строй роты, спрашивая о погибших и раненых, о настроении людей в бою.
Тут пришло известие, что катер лейтенанта Платова, на котором находился император, цесаревич, военный министр Милютин и царская свита, подходит к берегу. Великий князь, Драгомиров и бывшие с ними люди поспешили к пристани встречать.
Монарх всероссийский вступил на болгарский берег. Первое, что он сделал, — улыбаясь, подал генерал-лейтенанту Драгомирову шейный крест Святого Георгия 3-й степени. Обняв дивизионного начальника, сказал ему:
— Поздравляю тебя, Михаил Иванович, с победным днём. Твоя молодецкая дивизия первой шагнула за Дунай. И награда тебе от меня за этот большой подвиг.
— Премного благодарен, ваше величество, за такую честь.
— Ты её заслужил, как никто другой в сегодняшний день, Михаил Иванович. Носи своего Георгия со славой...
Приняв положенный в таких случаях рапорт от командира сводной гвардейской роты капитана Косача, Александр II сел на лошадь и поехал в город Систово, первый город, освобождённый русской армией от турок. По пути шпалерами выстраивались роты 35-й пехотной дивизии, которая вслед за 14-й начала переправляться через Дунай. Солдаты, надев на штыки шапки, приветствовали своего государя несмолкаемыми криками «ура».
На окраине города императора встречало местное православное духовенство и жители. Государь сошёл с лошади, снял фуражку и приложился к кресту. Затем, предшествуемый болгарскими священниками, проехал в городской собор, где состоялось богослужение. По дороге процессию забрасывали цветами женщины и дети. Лица болгар светились радостью: на их землю вступила армия избавителей от векового османского ига.
После этого состоялась церемония награждения в штаб-квартире 8-го армейского корпуса, которая на первое время обосновалась в Систово. Корпусной командир Радецкий удостоился ордена Святого Георгия 3-й степени, командиры драгомировских пехотных бригад генерал-майоры Голицын и Петрушевский — Георгиевских наград 4-й степени. Георгия 3-й степени удостоился начальник армейского штаба генерал от инфантерии Непокойчицкий.
В наградном рескрипте генерал-лейтенанта Фёдора Фёдоровича Радецкого говорилось:
«В награду за отличное мужество и храбрость, оказанные при переходе войск через Дунай у Систово 15 июня 1877 года».
У Артура Адамовича Непокойчицкого наградные строки звучали несколько иначе:
«В награду за подвиги отличной распорядительности во время войны с Турцией, увенчанные блестящим успехом при переходе русских войск через Дунай, в таком пункте, где неприятель не ожидал переправы».
После церемонии награждения и недолгого праздничного обеда главнокомандующий поехал осматривать место боя на Систовских высотах. Недалеко от них, в ложбине, он увидел белые кибитки подвижного лазарета. Они были пусты. Великий князь спросил вышедшую из одной из кибиток сестру милосердия:
— А что, сестрица, палаты ваши пусты? Где раненые-то?
— Отправили к переправе. Полковой врач их повёз на берег. Подводы болгары привели, они все такие радостные. А раненые у нас ещё будут.
— Откуда будут? Бой-то уже часа два как затих?
— Ещё не всех пособирали на высотах-то. Вон, смотрите, ещё везут, и прямо к нам.
Действительно, по склону холма стали спускаться несколько непривычных для глаза болгарских повозок. Возчиками были систовцы. Раненых, по всей видимости наскоро перевязанных на поле боя, оказалось до трёх десятков человек. Ранения были больше в руки и ноги. Николай Николаевич-Старший подошёл к первой повозке и спросил ближайшего солдата:
— Во что ранен, голубчик?
— В ногу, ваше благородие.
— Ну что, больно?
— Да ничего, ваше благородие. Терпимо.
— Будь здоров, братец. Поправляйся.
— Покорно благодарю. Дай вам Господь Бог добра.
Соседний молодой солдат полулежал на повозке, устланной соломой, молча от боли сжав зубы. Главнокомандующий спросил и его:
— А ты, братец, ранен куда?
— А вот сюда.
С этими словами солдат приподнял всю в кровяных пятнах рубашку и показал на свежую пулевую рану. Великий князь только покачал головой.
— Что ж тебя в роте на месте не перевязали?
— Да все рвались на турка. И я со всеми бежал, пока совсем не свалился.
— Сестрица, принимай раненых. А этого молодца перевяжи первым. Видишь, как он исстрадался.
После этих слов Николай Николаевич обратился к одному из своих адъютантов и вполголоса велел ему: