Мясо… Что-то жрать захотелось. Было бы поспокойнее, смотался бы в кулинарию напротив, но не сейчас.
Открывается дверь, и в кабинет вплывает огромный и вальяжный, как круизный лайнер, Денис Евгеньевич. Неторопливо оглядывает диспозицию и останавливает королевский взор на Анжеле. Та незамедлительно краснеет и с готовностью выпячивает бюст.
– Анжела Олеговна, – голос у него отлично поставленный, как у оперного певца, баритон. – Необходимо привезти со Знаменки корреспонденцию. Сегодня тридцатое.
Разворачивается и уходит, не дожидаясь реакции. А что? Ему можно. Анжела старается, чтобы никто не заметил, как она суетится. Но через минуту, я как раз пару глотков успел сделать, кидает на меня заинтересованный взгляд. Потом тщательно делает вид, будто осматривает остальных в кабинете. Но по лицу видно, что почётная миссия по спасению рекламных буклетов и прочей макулатуры будет возложена на меня.
– Седловой! Ты всё слышал.
Ну кто бы сомневался? Она же изначально всё уже решила и крайний именно я. Как, впрочем, всегда. Эх, тяжело, когда начальник – дура. Был бы мужик, можно было объяснить, что разули, аванс под это дело выпросить… Хотя, вон, Денис Евгеньевич заходил. Ну и что бы я ему сказал? Ага. А он бы посмотрел на меня и ответил: «Ходи пешком, это полезно». Блин. Ему полезно, это да. А я пока ещё… вот будет мне тоже сорок, и я, может, отращу себе шикарную лысину во всю голову и живот на зависть знакомым дирижаблям.
Но! Есть в этом и хорошее. Знаменка, конечно, недалеко. Но кто мне мешает заскочить домой и быстренько навесить летние колёса? Хоть Дашка успокоится. Эх, стекло бы ещё… Точно!
Едва вылетаю из здания, сразу лезу в карман за телефоном.
– Давид?
Давид, с крайне редкой для Армении фамилией Хачикян, это парень, с которым мы на двоих снимали однушку, пока я не познакомился с Дашей. Он автомеханик, и неплохой. Во всяком случае, Лансер знает, как бутылку Арарата. Он же его и выбирал. А потом пару раз по мелочи ремонтировал. Первый, когда я в сугробе открытый сливной люк поймал и в результате потекла амортизаторная стойка. А второй, когда я неудачно отъезжал и зацепил задним бампером за низенький железный барьерчик. Ну, не видно его было в зеркале.
Вот, похоже, теперь будет и третий. Он сразу же согласился заменить боковое стекло и даже не против подождать оплаты до десятого. Есть всё-таки хорошие люди на белом свете.
Стою в подъезде на площадке и стараюсь как можно тише открыть ключом входную дверь. Лучше будет, если Дашка увидит меня позже, уже когда я с колёсами назад пойду. А то опять крику будет, мол, натоптал, испачкал…
Замок даже не щёлкнул. Хороший из меня бы вышел домушник. На цыпочках прохожу в комнату и замираю. Из спальни слышен довольный Дашкин смех, а потом нарастающие крики.
– Да! Да! Мой лев! Порви меня в клочки!
В ответ рык и хохот в два голоса. Ни фига себе… Осторожно подкрадываюсь, чуть приоткрываю дверь…
На стене, прямо напротив получившейся щели, висит большое зеркало. В нём я вижу Дашку. Она на кровати, на коленях, уткнувшись лицом в подушку. Руки девушки связаны за спиной в локтях. Кажется, её любимыми розовыми колготками. Узел ещё такой несерьёзный, с двумя бантиками, как шнурки в детском саду. Рыжие волосы разметались по постели, между прядями иногда мелькает счастливый голубой глаз и улыбка. Щёки красные.
А на ней… Кто-то чёрный, волосатый. А на голове, закрывая и лицо, и шевелюру, мохнатая рыжая львиная маска, в руке тряпочный пояс от моего халата. А вот на левой лопатке очень мне знакомая татуировка. Гора, за ней восход солнца и сверху орёл. Всё в цвете, а внизу надпись по-армянски. Помню, Давид ещё хвастался, что ему эту татушку набил какой-то офигенно модный мастер за ремонт своей машины.
Не меньше минуты стою в ступоре, слушаю, что происходит в спальне. В голову лезут всякие дурацкие мысли. Например, что со мной она так не кричит. Или эти дурацкие колготки на локтях. Вот, почему Давид так сразу согласился и на ремонт, и на отсрочку оплаты. Дрожащей рукой прикрываю дверь обратно.
Сердце почти не бьётся. Да, я, похоже, даже дышать забыл. Медленно, стараясь не шуметь, выхожу на лестницу. И вот тут уже меня прорывает. К горлу подкатывается какой-то нечеловеческий рёв, руки трясутся, ноги не держат. В глазах снова всё двоится и плывёт. Судорожно забрасываю в рот сразу горсть таблеток и сажусь на ступеньку. На душе паршиво.
На негнущихся ногах спускаюсь по лестнице, выхожу из подъезда и на автомате подхожу к Ленсеру. И стою возле него, как дурак. Ни колёс, ни стекла. Надо было утром хоть полиэтиленом окно заклеить. А то снег пойдёт, будет полный салон.
Да и какой смысл? Какой теперь вообще во всём этом смысл? Хочется текилы. А ведь я ещё даже на Знаменку не съездил. Да и хрен с ней! Уволят, только спасибо скажу. И вообще, мне насрать! Нас – рать! Прохожу мимо машины и не спеша, не реагируя ни на что, бреду в сторону Нормана. Алкомаркет открыт. Ещё бы, обеденное время. Беру бутылку Максимо. Ну вот, теперь денег на карте нет совсем. Чуть не открываю текилу прямо на кассе. Совсем с ума сошёл со своими нервами. Надо же по уму. С лимончиком, солью. Да и присесть бы не мешало. То есть куда-то идти всё-таки придётся. Тут, вроде, японское кафе в двух шагах. Вот только в руках у меня ни разу не саке. Да и вообще, туда, наверное, со своим нельзя. А, пофиг, пляшем. Или как говорят в Питере, «Пренебречь, вальсируем».
Занимаю первое попавшееся место, заказываю неизменную «Калифорнию» и сто граммов. Как только официантка отворачивается, вынимаю из-под куртки бутылку и тайком прямо из горла опрокидываю первый глоток. Фух! Чуть не закашлялся. Кто же так текилу пьёт? Её вообще-то не зря кислым лаймом закусывать полагается и солью. Гадость какая.
Гадость, не гадость, а тепло по телу растекается. И на душе как-то полегче. Втихаря делаю ещё глоток. Эх, эта уже хорошо пошла. Сейчас бы пару кило каких-нибудь суши. Желательно с жареным мясом и картошкой.
– Что же ты один пьёшь, да ещё и без закуски.
Оборачиваюсь. Ни фига себе. Вот это женщина передо мной стоит. Да если бы её увидела наша Анжела, повесилась бы от зависти на собственном лифчике. Я даже описать не могу, насколько она хороша и сексуальна. Язык отнялся, я только молча вожу рукой над соседним стулом. Садись, мол. Она, к счастью, поняла. Элегантно присела, достала из… я не понял, откуда, пару стопочек, лайм и солонку. Щёлкнула пальцами и тут же у стола материализовалась официантка. Женщина протянула ей лайм.
– Порежь.
Закуска была готова меньше, чем через минуту. Гостья бесцеремонно лезет мне во внутренний карман, достаёт текилу и разливает.
– Ну, за встречу.
Эх, лихо она тяпнула. Пытаюсь сделать не хуже, но дрожащие руки подводят, и я опрокидываю почти полдринка на воротник.
Глава 2
Наверное, если бы я не выпил два хороших глотка текилы, всё пошло бы иначе. Но в голове уже шумело, все неприятности отошли куда-то на второй план. Отомщу, задорно подумал я. Она мне изменяет, а чем я хуже? Хотя… такую роскошную женщину просто так не уговорить. Придётся использовать старый способ – напоить.
– Между первой и второй, – чуть заплетающимся языком провозгласил я, – опрокинь ещё одну.
В ответ незнакомка растянула красивые губы в улыбке, затем запрокинула голову и, показав мелкие, но ровные и белые, зубы, довольно рассмеялась.
Вторая стопка ушла как надо, в почётном сопровождении щепотки соли и кусочка лайма. Вот за что я люблю текилу, так это за убийственное, но приятное сочетание вкусов.
Когда я разжмурился, стопка моей внезапной собутыльницы была тоже пуста. Что-то надо было говорить, иначе начинание со спаиванием красивой дамы утонет в скуке и молчании. Но что сказать? Спросить, как её зовут! Заодно и услышу, не заплетается ли у неё язык. Да и вообще, мне понравился её голос. Едва я открыл рот, как услышал слова незнакомки.
– Как-то оно всё навалилось сегодня, верно? И так жизнь не сахар, но этот понедельник побил все рекорды.