«Любовь моя – просто коллекция тайных молчаний…»
Фернандо Пессоа
Введение
Поэт во мне говорит, что всем в мире управляет любовь. А психолог знает, что жизнью управляет либидо. Не то либидо, которое толкает нас на половые акты. А либидо в широком смысле. Либидо как экспансия. Желание распространить себя как можно на большую территорию. Захватить власть, деньги, умы и чувства других людей. И тогда нам покорятся самые красивые самки и достанутся самые сильные самцы.
И все-таки любовь везде. В самые трудные минуты нашей жизни мы вспоминаем о любимых, а не о тех, кого ненавидим… У любви тысячи определений и миллионы лиц (правда, порой масок), личин, ролей, историй. Она то скрывается, то обнажается, то отдает нам себя. А мы не берем. Мы все время хотим другого. Неземного… Или слишком земного. Но не то, что есть.
А она стучится в наши двери, в наши сердца. Но мы не узнаем ее. Мы не находим для нее слов и определений. Любовь – в это слово вкладывают столько разных смыслов, что в итоге его смысл теряется.
Любовь – истрепанное слово, иероглиф, который выцвел на ветру.
Русский язык велик и могуч для всего, кроме любви. В русском нет любовного телесного дискурса. У русской любви нет тела, а значит, нет секса. Русская телесность либо матерна, либо анатомична. А любовь не может быть только романсом или сериалом. Она хочет обрести форму, телесность. Но для этого в русском нет слов. В нем все слишком духовно. Или грубо. Русские писатели никого не любили, поэтому и не создали для нее язык. Они писали обо всем, кроме любви. Разве любовь – тема для серьезного мужика? Разве стоит на ней заморачиваться? Нет, конечно же. Это как-то немужественно. Писать о дуэлях – да! О лишних людях, о ссылках на Кавказ, о балах, об усадьбах, об охоте, о крепостных, о войне, о мире, о казаках, о тварях дрожащих и об имеющих право! О врачах, о революции, снова о войне, о непостижимой русской душе, о духовности, о дорогах и дураках, о том, что с первыми можно справиться с помощью асфальтоукладчика… А вот со вторыми – сложнее.
Любовь в литературе была лишь одной из линий, не главной. Четвертой. Или даже пятой. Как пятая стена в театре, где все, по мнению Станиславского, должно было происходить на заднем плане. А любовь не хотела быть на заднем плане. Она могла быть только первой или не быть нигде.
В мире, где детям закрывают глаза, когда на экране целуются, но разрешают смотреть на кровавые убийства, нет места любви. Но в этом мире бешеных скоростей, биржевых котировок, экономических кризисов, детских комплексов, взрослых фобий, очередных дефолтов и бесконечных неврозов главной потребностью остается невротическая потребность в любви.
Когда люди соприкасаются с чем-то действительно важным, непостижимым, настоящим, они пытаются это немедленно обесценить, упростить, осмеять. Замечали, как наша славянская женщина в ответ на искреннее восхищение: «Как вы прекрасны!», мимоходом бросает: «Ну что вы! Я просто голову помыла…»?
Так же и с любовью. Люди хотят любви, но отрицают само ее существование или путают ее с сексом. Или вместо того, чтоб наслаждаться любовью, зацикливаются на страхе ее потерять и терзают себя ревностью. Или сгорают в конкурентной борьбе за первенство – за право быть первым у этой женщины, за право стать последней у этого мужчины…
Одному человеку достаточно просто любить. А второму важно быть любимым, третьему достаточно знать, что ты его любишь, четвертому обязательно нужно это слышать и видеть, пятому необходимы ежедневные доказательства любви, а шестому подавай жертвы во имя…
Русская любовь больше похожа на наказание, чем на дар. И закономерным исходом для любви, прошедшей все преграды, становится разлука навсегда. Такой хреновый климат в этих краях. Не приживается здесь любовь. Вот и сейчас. Погода прекрасная. А климат – хреновый.
Существуют правила дорожного движения, правила техники безопасности, даже правила безопасного секса… И конечно, каждый из нас придумывает всю свою жизнь правила любви. Но главное правило любви в том, что у любви нет правил…
Я наблюдала сотни историй любви. И чаще всего это были истории болезни. Некоторыми я поделюсь с вами. Не ищите совпадений в «Гугле» или «Яндексе». Фамилии изменены. Чувства сохранены. Все виновны. Перед собой. И перед любовью…
Нужно разобраться с определением. Все то, что мы привыкли называть словом «любовь», на самом деле в психологии классифицируется как зависимость и привязанность. Человек в плане своих зависимостей существо фанатичное. Он то к сигаретам привяжется, то к водке, то к нафтизину, то к другому человеку.
А вот сама любовь – состояние безобъектное, про которое одинаково светло говорили и Христос, и Будда… Она как суть, как смысл, как сущность, как воздух, как желание жить и радоваться – совершенно естественная потребность каждого живого, мыслящего и чувствующего существа.
Любовь – это непостижимая способность спонтанно отдавать себя другому. Любить – значит находить в счастье другого собственное счастье.
И если вы способны отдавать свое сердце, то любовь превращается в танец. Танец, придуманный вами. И главное правило этого танца в том, что в нем нельзя совершить ошибку. Просто вы делаете шаг навстречу любимому, а любимый – шаг к вам. Или наоборот. Или же вы делаете два шага, а потом еще три. Или столько шагов, сколько вы захотите, сколько позволите себе. Ведь в танце любви нельзя допустить ошибку.
Любовь не прилетает, не сваливается, не обрушивается; она сидит в нас, всегда сидит и ждет, кто же ее выманит, ради кого мы разорвем грудную клетку и выпустим на свет пылающее солнце…
Любовь как испытание, или Гений и яйцеклетка
– Год у меня был тяжелый, – мрачно сказал Сергей. – Я не ел весь день.
– Хорошее начало. Запиши, – Галины глаза горели. Невозможно было понять, она издевается или восхищается искренне. С актрисами всегда так. Они постоянно в образе.
– Да, начало сильное, – абсолютно серьезно заметил Сергей и раскрыл блокнот.
Он всегда носил с собой небольшой блокнот и ручку. Иногда набивал заметки в мобильный. Но все-таки предпочитал по старинке, ручкой, в блокнот. Он любовался своим почерком. Галя перехватила его взгляд.
– Твой почерк меня завораживает. Эти нервные буквы… И то, как ты вскидываешь правую бровь, кусаешь губы… И то, как откидываешь прядь со лба… Это все еле уловимые признаки гениальности.
Сергей снисходительно улыбнулся. Конечно, Галя была дурой. Так он ее классифицировал в первый же день знакомства. В нехитрой классификации Сергея женщины делились на две группы: «Дуры» и «Невыносимые дуры». Галя была дурой выносимой. Во-первых, красивая. Во-вторых, фанатка Сергея. Вернее, наоборот. Во-первых, Галя обожала Сергея, съедала его глазами и недвусмысленно намекала на постель. А уж во-вторых, она была красива. Этих двух факторов было вполне достаточно, чтобы Сергей присмотрелся к Гале повнимательнее.
Драматург Сергей Рудаковский хотел ребенка. Уже давно. И сейчас он находился в поиске подходящей матери для воплощения его желания. Галя подходила по всем параметрам. Вот и сейчас она страстно буравила взглядом Сергея.
– Серж, твоя Анна в «Безумном ключе» словно списана с меня. Или написана для меня специально. Что, в принципе, одно и то же. Героиня переживает такой сложный внутренний конфликт. Это персонаж с «двойным дном». Я вхожу в роль и просто растворяюсь в ней без остатка. Мне так интересно существовать в этой пьесе.