Старый, но исправно работающий аппарат Рижского завода.
Все еще оставаясь в сумрачном, пограничном состоянии между сном и явью, Скопцов вновь рванулся. Затрещала разрываемая ткань... Он оказался на ногах.
Здоровенный, абсолютно голый мужик стоял посреди единственной комнаты своей квартиры и оторопело крутил головой, постепенно возвращаясь в реальность.
В углу, на журнальном столике, надрывался телефон. Шагнув к нему, Скопцов снял трубку:
– Да!
– Василий Арсеньевич?.. – голос одновременно и знакомый, и нет...
– Да, – повторил он.
– Это – Подлесовский. Извините, что приходится беспокоить вас в такое раннее время, но... обстоятельства.
– Какие еще обстоятельства?! – все еще не мог понять Скопцов.
– Заказчик настаивает на том, чтобы процесс обдумывания был вами несколько ускорен... Вы понимаете, о чем я говорю?
– Ну, слава богу, не совсем дурак... – его голос со сна звучал хрипло, в горле першило.
– Тогда что вы можете мне сказать?
Нет, ну какой наглец! Позвонил ни свет ни заря, не дал толком проснуться и тут же требует ответа!
К своему праву на сон Василий относился весьма и весьма трепетно. И очень не любил, когда его беспокоили. Позволялось это только одному человеку – Володьке Шварцу, старому приятелю и теперь уже бывшему "земе".
Однополчанин Василия, Володька Шварц, уехавший после увольнения на родину предков, теперь ремонтировал немецкие велосипеды... Сам Володька вроде бы и немец природный, и родня у него там, и протез обалденно крутой... Живи и радуйся! А все же иной раз, набравшись не по-немецки, звонит и минут десять-пятнадцать монотонно вспоминает службу, ребят, Командира... Даже проклятый Грозный, в котором осталась его нога, вспоминает с удовольствием. И такая тоска в голосе!..
Скопцов прекрасно понимал, что для Шварца он сам остается единственной отдушиной, той тонкой ниточкой, что связывает бывшего красногорского боксера с его детством и юностью... И не обижался на то, что бывший сослуживец почему-то звонил непременно ночью, часа в три или четыре... Понимал...
– Ну, так что, Василий Арсеньевич?.. – напомнил о себе Подлесовский. – Вы там что, уснули ненароком?..
Наверное, он хотел пошутить... Зря. В своем теперешнем утреннем состоянии Василий просто не был способен воспринимать шутки...
– Слышь, ты, конь педальный! – зарычал он, сжимая телефонную "трубу" в ладони. – Ты там что, совсем уже с ума сошел?!
– Не понял! – удивился его собеседник.
– Сейчас поймешь, чмо позорное!.. – взъярился Василий пуще прежнего. – Плевать я хотел и на тебя, и на твоего долбаного заказчика! Понял, нет?!
– Вы что там? – поинтересовался юрист. – Пьяны, что ли?
Последняя фраза довела Василия до состояния полного озверения, и он произнес в трубку много лишних и ненужных гадких слов.
Приходилось отдать должное – юрист внимательно выслушал все, что было сказано, но не возмутился, не стал продолжать скандал.
– Наверное, я несколько не вовремя... – решил он. И при этом его тон был полностью лишен каких-то эмоций! – Я вам, наверное, перезвоню попозже... А еще лучше будет, если вы сами мне перезвоните. Как только успокоитесь.
С этими словами он просто положил трубку, и Василий ничего не успел сказать ему в ответ...
Спокойствие Подлесовского оказалось заразительным. Василий с каким-то недоумением огляделся вокруг. Правда, а чего это он так взъярился? Ни с того ни с сего... Это все ночь виновата. Не отошел еще.
Вот же черт! А ведь был шанс получить вполне приличную работу! И он сам, своей невыдержанностью, все испортил! Ну разве не идиот?!
Повертев трубку в руках, Скопцов осторожно опустил ее на аппарат. Потер лицо ладонями, сгоняя остатки этой непонятной ярости.