«Выпендриваются, – подумал старый полковник, – иномарки им подавай! Навезли металлолома в Россию, не пройти, не проехать! Нет, чтобы “Жигули” купить или “Волгу”, как говорится, поддержать отечественного товаропроизводителя!»
"Жигули” по застарелой привычке казались отставному полковнику верхом технического совершенства. И хоть он умом понимал, что те, по сравнению с “лэндровером” – обыкновенная консервная банка, но сердцем навсегда прикипел к простым, незатейливым отечественным автомобилям.
Старик глянул на окна своей квартиры. Ни в одном из них своей жены не увидел. Сигарета догорела почти до фильтра, а он так и не накурился. Поскольку супруга за ним сейчас не наблюдала, то скандала он не опасался – отломал фильтр и, обжигая пальцы, один раз затянулся, но зато по-настоящему, почувствовал и вкус табака, и пьянящее действие дыма.
«И сигареты заграничные дрянь, – подумал старик. – То ли дело был „Беломор“!»
Илларион лихо развернулся в тесном дворе, проехался задним колесом в каких-то пяти сантиметрах от ноги отставного полковника. Тот даже не дернулся, знал, инструктор с машиной управляется так же виртуозно, как летчик-ас со своим самолетом. “Лэндровер” исчез в узкой темной арке.
– Развелось у нас живности! – пробурчал старик, глядя на единственного в их дворе бездомного котика, того самого, которого Забродов выманил из-под машины.
Котенок сидел, высунув на божий свет из-за колеса хвост, пребывая в полной уверенности, что его никто не видит.
– Спешат, носятся, – бурчал старик, шаркая ногами по выцветшему асфальту, – будто дела у них какие-то есть! Дела у тех, кто на работу спешит с утра, а все остальные – бездельники, такие же, как коты, только жрут и гадят, а пользы от них никакой.
Бывший военный с трудом забрался на крыльцо и, задрав голову, громко крикнул:
– Маня!
Его зычный голос эхом разнесся в узком, высоком колодце двора. Он до сих пор не научился обращаться с кодовым замком на двери подъезда, и каждый раз, выходя покурить, звал жену, чтобы та открыла ему дверь.
Пропищал зуммер, зажглась красная лампочка, дверь чуть отошла.
– Из-за бездельников и нормальным людям мучиться приходится! – продолжал возмущаться бывший полковник, пробираясь в собственный подъезд. – Замков понаставили, противоугонных устройств… Каждый раз ночью машины завывают, как стая голодных собак, выспаться толком не дадут. И по телевизору одна дрянь идет, то политика, то боевики, то секс…
Бывшему полковнику и в голову не приходило, что три перечисленные им с отвращением занятия и составили основу его прожитой почти до самого конца жизни. К ним еще стоило добавить четвертое – неумеренное питье спиртного, отчего лицо у него по цвету напоминало подсохший гранат.
Забродов был настолько приучен к езде на машине, что практически не замечал того, что сидит за рулем. Он физически ощущал возможности автомобиля, то же самое происходило с ним, когда он брал в руки оружие. И неважно, знакомой системы или нет, достаточно было двух-трех пробных выстрелов, и Забродов уже владел им в совершенстве.
Илларион даже толком не знал, поддается его “лэндровер” восстановлению или же он отправляется на нем в последний путь. Поэтому он выбрал самого лучшего специалиста по машинам.
Во всех областях знаний лучшим специалистом является не тот, кто широко разрекламирован, а одиночка, не выставляющий собственное умение на широкую публику. Хороший специалист сродни талантливому художнику, его работа не терпит суеты, чужих глаз, утомительных разговоров о деньгах, он работает лишь потому, что это приносит ему удовлетворение.
Один московский пейзаж сменялся другим. Наконец, Забродов очутился неподалеку от Коломенского.
"Давненько я здесь не бывал!” – Илларион всматривался в разительно изменившийся за последние годы пейзаж. Тут, вдалеке от улицы, основу застройки составляли дома частного сектора.