Впрочем, в первые годы царствования Александра флот еще жил временами Екатерины Великой и Павла Первого, а потому скорее вопреки, чем благодаря реформаторам, по-прежнему, являл собой реальную и грозную боевую силу.
* * *
Вот уже год, как Европа кипела праведным гневом. Причины для этого были более чем веские. Подумать только, вчерашний генерал Бонапарт внезапно для всех объявил себя французским императором Наполеоном Первым! Это ли не самозванство! Из всех французов против узурпации власти выступил только один человек – сенатор Карно, но его голос никем услышан не был. Самих французов новоявленный монарх быстро успокоил тем, что решил именоваться не просто императором, а императором Республики! Но одно дело доверчивый французский обыватель, а другое весь сонм европейских монархов, провести которых было не так-то просто. Уж они-то сразу поняли, что отныне корсиканский выскочка становится вровень с ними, а потому жаждали самого жестокого возмездия за столь вопиющую дерзость.
– Быть Бонапартом, а стать императором, так опуститься! – восклицал в те дни французский писатель Курье.
Людвиг Бетховен, посвятивший Бонапарту свою «Героическую симфонию», в гневе на бывшего кумира, тотчас изменил свое посвящение, размашисто начертав на нотном листе: «Героическая симфония в честь памяти великого человека». Однако Наполеона подобные мелочи уже нисколько не волновали. Новоявленный император отступать от своего решения не собирался, а для того чтобы придать императорству законность, организовал всеобщий плебисцит. Императора себе французы выбирали как бы всем миром, такого спектакля история еще не знала! Естественно, что результаты плебисцита превзошли самые смелые ожидания. За императора высказалась почти вся Франция. А это развязало Наполеону руки.
В первой же беседе с английским послом Уитвортом он начал угрожать вторжением:
– Во главе со мной Франция непобедима! На союзников не надейтесь, первой я сотру в порошок Австрию, а потом уже примусь за ваш проклятый остров!
Ошарашенный Уитворт тут же донес в Лондон: «Мне показалось, что я слышу скорее какого-то драгунского капитана, чем главу одного из могущественных государств мира!»
Демонстрируя свою всесильность, Наполеон не теряет времени и тут же расстреливает в Венсенском рву герцога бурбонской королевской крови Энгиенского, следом за ним гильотинирует на Гревской площади в Париже и знаменитого роялиста Кудадаля, а потом изгоняет из Франции не менее знаменитого республиканца генерала Моро. Теперь Наполеон не боится никого и не считается ни с кем! Французские войска тем временем энергично прибрали к рукам Голландию и Ганновер, подошли вплотную к Датским проливам. В нейтральной Швейцарии победило профранцузское правительство. На юге началась новая агрессия против Италии. Англии Наполеон выдвинул ультиматум: вернуть Мальту!
Перепуганный Вильям Питт велел Уитворту организовать убийство «узурпатора». Но заговор провалился. Его участники были схвачены.
– Жребий брошен! – объявил Наполеон. – Я знаю, откуда плетутся заговоры против меня, и я готов к войне. Пусть победит сильнейший!
А штабные офицеры маршала Бертье уже заказывали в парижской типографии не только карты Англии, но и карты Балкан. Последнее было уже слишком. Петербург потребовал от новоявленного императора освободить от своих войск Отрантский полуостров и оставить в покое Ганновер, но Наполеон со смехом разорвал протесты и демонстративно присоединил к Франции Геную. Теперь уж заволновались и в Англии, где сразу же перестали чувствовать себя в безопасности. Отныне флот первой державы мира под началом лорда Нельсона стерег у Тулона флот адмирала Вильнева, стремясь любой ценой не пустить последний к своим берегам.
– Бонапарт сжег свои корабли! – говорили в ту пору в великосветских салонах столицы России. – Не пора бы и нам сжечь свои?
В декабре 1804 года в соборе Парижской Богоматери состоялись, наконец, и ожидаемые всеми коронационные торжества. По примеру Карла Великого, ставшего императором ровно тысячу лет назад, Наполеон велел, чтобы его тоже короновал папа Римский. Однако если Карл некогда смиренно сам ездил к папе в Рим, то Наполеон велел понтифику самому явиться в Париж. И Пий Седьмой повиновался беспрекословно.
Сама коронация поразила мир пышностью и размахом. А в самый торжественный момент, когда Пий Седьмой поднял было уже императорскую корону, чтобы возложить ее на голову Наполеона, тот внезапно вырвал корону у потрясенного понтифика и сам водрузил ее на себя. Жест был многозначительный: новоявленный император демонстрировал всем, что обязан получением короны только себе.
В те дни друг детства российского императора князь Александр Голицын сказал Александру Первому:
– Императорское общество становится не совсем приличным!
Александра передернуло. Он был задет за живое. Самопровозглашение корсиканца российский монарх воспринял как личное оскорбление, а потому сразу же начал вынашивать планы отмщения.
Ответом на коронацию Наполеона стало почти мгновенное создание новой, третьей по счету антифранцузской коалиции. Пока Наполеон пугал спрятавшихся на своем острове англичан видом отборной стотысячной армии в Булонском лагере подле Ла-Манша, российский император без устали собирал и сплачивал будущих коалиционеров.
– Мы рассеем страхи и пробудим от апатии Европу против наглого выскочки! – убеждал он австрийского императора Франца с прусским королем Фридрихом-Вильгельмом.
Те осторожничали, но деваться обоим было некуда, Наполеона они тоже ненавидели, хотя и побаивались. После долгих раздумий новые союзники решили все же выставить против узурпатора-корсиканца полумиллионную армию. Россия и Англия, Австрия и Пруссия, Турция и Швеция, Дания и Сардиния, Ганновер и Неаполь – все торопливо собирали войска, оружие и деньги. Но все это, казалось, Наполеона совсем не волновало! Наоборот, он демонстративно творил все, что ему в этот момент хотелось. Вслед за Генуей он присоединил к Франции Пьемонт и Лукку. Затем короновался в Милане королем Италии, одновременно деля и раздавая германские княжества, кому как желал. Границы старой Европы трещали и рушились. Мир стремительно изменял свои очертания.
– Я делаю великое дело! – заявлял французский император во всеуслышание. – Я расчищаю авгиевы конюшни Средневековья!
3 августа 1805 года Наполеон прибыл в Булонский лагерь. Армия встречала его восторженными криками: «Виват, император!»
– Солдаты! Скоро вы раздавите англичан и завоюете вечный мир своим потомкам! – объявил император армии.
Усатые «ворчуны» согласно кивали медвежьими шапками:
– Наш маленький капрал свое дело знает, даром что теперь еще и император!
Меж тем близился сезон туманов. Наполеон был уверен, что для удачной высадки в Англию ему будет достаточно всего лишь одного туманного дня. Под его прикрытием Наполеон надеялся проскочить мимо английского флота, стянутого к проливам. Из Булони он отправил курьера в Тулон к командующему Средиземноморским флотом адмиралу Пьеру Вильневу. Адмиралу надлежало идти с флотом в пролив на соединение с Ламаншской эскадрой и союзным испанским флотом, чтобы затем объединенными силами обеспечить успех высадки. Еще никогда в своей истории Франция не собирала столь мощной армии, а потому без всяких натяжек Наполеон стал именовать ее Великой…
Взирая через Ла-Манш на столь серьезные приготовления к завоеванию, Англия немела в ужасе. Сен-Джеймский кабинет пребывал в полнейшей прострации. По приказу премьера Вильяма Питта-младшего в Дувре учредили наблюдательный пост, с которого наблюдатели день и ночь следили за французским берегом. Увидев приближающийся десантный флот врага, они должны были выстрелить из пушки. Большего для дела обороны от победоносных французов не мог предложить даже неглупый Питт. Конечно, у Британии был победоносный флот, но победоносной армии у нее никогда не было. И в этот безнадежный момент Англию защитили ее союзники. Спасая туманный Альбион, первыми выступили австрийцы. Вслед за ними двинулись скорыми маршами русские армии генералов Кутузова и Буксгевдена. В Лондоне повеселели: