Удостоверившись, что выгляжу сносно, я, взяв утюгопаука на руки, решительно вышел из магазинчика, перевернул двустороннюю табличку надписью «закрыто» наружу, а затем прошел на небольшую травянистую полянку, что отделяла дом от проезжей части. Машилошади двигались по ней с такой ужасающей скоростью, что никто бы не рискнул перейти дорогу до тех пор, пока на светофилине не загорится зеленый свет. Аккуратно опустив утюгопаука в высокую траву и заметив, с каким интересом и восторгом он пополз осматривать доселе неизведанные окрестности, я меланхолично поглядывал то на магазины-конкуренты, то на воспопрокат. Вся его витрина была обклеена рекламными брошюрами воспоминаний. Они обещали самые разнообразные приключения. Можно было оказаться на вершине горы или у шумящего водопада, поплавать в красных водах мертвых озер, а то и прогуляться по джунглям навстречу фантастическим раскопкам. И что-то из этого мне предстояло ощутить не позднее сегодняшнего вечера! От одной только этой мысли мир вокруг становился ярче, и жить хотелось необоснованно сильнее.
Дверь воспопроката внезапно приоткрылась, и на улицу вынырнул невысокий парнишка в шортах, легкой футболке, сандалиях и дурацкой цветастой панамке, которые обычно нахлобучивали себе на голову разве что путешественники из старых, затертых воспоминаний. В руках парень тащил рекламный стенд в метр величиной. «Новое фантастическое воспоминание шпиона, попавшего в самое пекло преступной организации! Спешите! Всего семь экземпляров!»
Парнишка разместил рекламный стенд прямо перед магазином, отошел от него на пару метров, оценивая, насколько ровно поставил его, затем вернулся, чуть поменял его расположение и вторым вариантом явно остался доволен.
– Сегодня же возьму это воспоминание! – пообещал я себе тихо, на что утюгопаук повернул на меня свой угловатый носик и зашевелил восьмью лапками в мою сторону.
– Ну чего ты? Устал?
В это самое мгновение одна из машилошадей то ли заржала, то ли загудела на машилошадь, преградившую ей путь, из-за чего утюгопаук испуганно подскочил на месте и кинулся ко мне на руки.
– Бедняга, – забормотал я. – Не бойся, я сейчас же отнесу тебя обратно на полку, – вздохнул я, поглаживая дрожащее механическое создание по ручке и ощущая, как оно от испуга нагревается и слегка обжигает мою руку.
Так мои рабочие будни и протекали: несколько заказчиков, минимальная прибыль и куча умилительных представителей генной инженерии, к которым я не мог остаться равнодушным. Большинство людей относились к ним как к бездушной технике, я же чувствовал с ними определенную близость. Техника или люди, они были одиноки, как и я. И пребывали в вечном ожидании. Как и я. Мы вместе были заперты за стеклом магазина, скованные обстоятельствами и не имеющие возможности сдвинуться с места. И это заставляло меня чувствовать с ними близость куда большую, чем с любым из живых людей.
Хозяин магазинчика эту мою любовь к механическим животным не просто не разделял, но еще и порицал.
– Вы, месье Ксандр, слишком чувствительны, – говорил он, хмурясь. – Обращаетесь с приборами так, будто они живые. А делать этого не стоит, – каждый раз, когда он приходил проверить меня, он смолил за троих какие-то вонючие сигареты, от которых приборы фыркали и чихали. Я не раз просил его не курить в помещении, так как шерсть многих искусственных животных тут же прованивала горьковатым запахом табака. Но мужчина мои просьбы игнорировал, наклоняясь к очередному продукту вроде белковизора и выдыхая дым ему прямо в мордочку.
– Но они и есть живые! – возражал каждый раз я.
– Нет, в книгах по биотехноинженерии четко прописан данный пункт. Они не Живые. Полуживые, а это совсем другое дело.
– Я разницы не вижу, – хмурился я, упорствуя.
– Не видите, месье Ксандр, потому что вам не хватает… кругозора. Но вы поймете разницу, если поступите в университет. Провинциалам вроде вас высшее образование может открыть глаза на многие удивительные вещи, – вещал он высокомерно, отпинывая от себя стрекочущие светолампочки, что жались к его ногам.
Конечно, он был прав, и я, провинциальный паренек, не избалованный геноинженерными изобретениями, видел в них нечто большее, чем просто механизмы, позволяющие жарить хлеб, убирать пыль или общаться друг с другом на расстоянии. Но было ли это плохо? Здесь я готов был спорить до хрипоты. Нельзя пренебрегать тем фактом, что все эти вещи тянулись ко мне, желали общения, внимания и ласки. И я искренне не понимал, почему этого не замечают остальные. Не замечают или игнорируют.
– Спокойной всем ночи, и не шалите, – приблизившись к двери, попрощался я с обитателями магазина раньше обычного. Я знал, что воспопрокат работал столько же, сколько и мой магазин, а значит, если я хотел что-то там взять, следовало выйти до закрытия. Геноинженерные механизмы зашебуршались, отзываясь на моё прощание жалобными рыками, мяуканьем и скулением. Пылепёс даже попробовал сойти со своего коврика, но провод, через который тот получал электричество, не позволил ему сделать это.
– Я говорю – спать! – шутливо погрозил я ему пальцем и вышел наружу. Вечер всегда был моим любимым временем суток. Солнце только опустилось за горизонт, из-за чего город наполняла приятная прохлада. Вдохнув поглубже не слишком свежий городской воздух, я дождался зеленого света на светофилине, перебежал на другую сторону улицы и направился прямиком в воспопрокат. Зайдя внутрь, я уже буквально изнывал от желания скорее схватить долгожданные воспоминания шпиона, вернуться домой и придаться любимому времяпрепровождению. Но весь мой запал сошел на нет еще у порога, как только я столкнулся с проницательным взглядом выразительных серых глаз. Под их надзором я невольно замер на полпути к желаемому.
– Добро пожаловать, – улыбнулся хозяин глаз, стянув с головы панамку и сделав шутливый реверанс.
– Здравствуйте, – пробормотал я, робко отводя взгляд. Не знаю почему, но этот парень нешуточно меня смутил.
– Ищете что-то определенное? – голос у него был ровный, приятный и неожиданно высокий.
– Д-да, – заикаясь, пробормотал я. – Я бы хотел посмотреть воспоминания шпиона, – кивнул я в сторону вывески.
– Ах, это, – встрепенулся парнишка. – Боюсь, все экземпляры уже разобрали, – изобразил он шутливую горестную гримасу.
– Вот оно что… – пробормотал я растерянно, желая провалиться сквозь землю. Да что со мной такое? Я будто впервые в воспопрокате! Или вообще в магазине! У меня было впечатление, будто я не общался ни с единым живым организмом уже несколько десятилетий, если не всю жизнь, и теперь, внезапно столкнувшись с представителем своей расы, не мог вымолвить ни слова, потому что не владел языком.
Вот только языком я владел.
И общался с людьми днями напролет.
Но взгляд серых глаз будто бы пригвоздил меня к полу, и я не смог объяснить себе, почему.
Расстроенный тем, что воспоминаний шпиона мне не досталось, и обескураженный внезапной скованностью перед абсолютно незнакомым человеком, я уже было развернулся к выходу, чтобы поскорее выйти из воспопроката, когда меня окликнул продавец.
– Быть может, я смогу подобрать для вас что-то иное? – предложил он.
«Нет! Я хочу немедленно уйти отсюда, чтобы больше не испытывать необъяснимую неловкость!»
– Да, я буду вам признателен, – проговорил я вслух и не поверил собственным ушам. Что это сейчас было и почему я согласился?!
– Какие воспоминания вы предпочитаете? – поинтересовался парень, кладя панамку на стеклянный стол и рефлекторно приглаживая пшенично-русые волосы, которые все равно продолжали топорщиться в разные стороны.
– Даже не знаю, – пожал я плечами, продолжая топтаться на месте у самой двери.
– Не бойтесь подойти ближе, чтобы рассмотреть обложки! Если вас что-то заинтересует, просто укажите на воспоминание, и я расскажу, о чем оно, – продолжал подзывать меня к себе продавец. Глубоко вздохнув, я шагнул в его сторону, чувствуя себя невообразимо неловко. Только не подумайте, что я из тех замкнутых людей, которым обычно очень тяжело завести беседу с незнакомцем. Наоборот, я всегда славился чрезмерной болтливостью и даже навязчивостью. Подойти к абсолютно незнакомому человеку и начать распинаться перед ним про права геноинженерных изобретений? Без проблем! Именно поэтому для меня казалось столь диким мое теперешнее состояние. Перед этим парнем я чувствовал себя как детсадовец перед космонавтом. Руки мои вспотели, дыхание сбилось, а все слова, которые я пытался произнести, застревали где-то в глотке, из-за чего я ощущал сводящую с ума беспомощность.